Не могу уснуть, пока не напишу, раз возникло. Предупреждения: даркфик-мистика по заявке (стихи только с жанрами: Джен, Мистика, Даркфик, Мифические существа), смерть персонажа. Жуть кошмарная. Для себя (хорошо, что у меня есть я).
Кузнец
О тех временах неспроста говорят,
Что Божьим лишь выжили чудом,
В тот год непростой, что мор черный и глад
Косили нещадно и люто.
Был молод совсем старший сын кузнеца,
Не ведал он прежде напасти,
Но младшему брату - за мать и отца,
Когда их коснулось несчастье.
Отец подмастерьем держал молодца,
Да разве уменьем сравняться?
Остался один, не считая мальца,
И в миг захирело хозяйство.
Не отдал, не бросил его одного,
Не в злате и доволи счастье.
Себя не щадил, не просил никого,
И сдюжил - великий стал мастер.
Прошло сколько зим, я не знаю о том.
Зажили в довольстве-веселье,
Окрепло хозяйство, отстроили дом,
Братишка подрос в подмастерье.
В руках золотых и уменье и мочь,
Все спорится: дело ли, малость.
Девица-красавица, мельника дочь,
Невеста сватов дожидалась.
Но вот и беда, что не ждут, не зовут,
Пришла, обивая пороги.
Девицы и малые дети то тут,
То там пропадали в дороге.
А после нашли их, недобрая весть,
Проклятья кровавые знаки.
Увечны тела, и звериная шерсть
Вокруг. И пошло: "Волкодлаки!"
Искали облавой, с огнем, всей толпой
Напрасно проклятого зверя.
И снова беда не прошла стороной
- У мельника в доме потеря.
Что медлил, жених? Вот она средь цветов.
Вернуть, поспешить он и рад бы.
Невеста уже не дождется сватов,
Наряжена, словно на свадьбу.
Ее проводили, нет сил или слов,
Вернулся домой. И тогда-то
Вскипела в груди, с болью смешана, кровь
Едва он узнал только брата.
А в горле застыла дыханием смерть:
Не он. Ото сна пробудиться...
Урчание сыто, звериная шерсть,
Кровавые когти, как спицы...
Ведь знал лишь заботу, тепло и любовь,
Был добр и ласков ребенок.
Братишка, родной, драгоценная кровь,
Так ласков, как малый котенок.
Кузнец так любил: ближе нет никого.
Боль крепче стихающей злости.
Зубами прокушены пальцы его,
Уже не до крови - до кости.
Кто брата его увидал и узнал?
От страха и горя зверея,
Ввалились, и каждый кричал и плевал,
И били, ничуть не жалея.
А он, пусть сильнее всех прочих, кузнец,
Сносил все смиренно и тихо.
Прошло. Отступили уже под конец,
На душу не приняли лиха.
Пошли снова в лес, собираясь найти
Проклятую тварь на приволье.
И заперли, чтоб не пытался спасти...
Никто не заглянул в подполье.
И самой короткой молитвы быстрей,
Взимая достойную цену,
Огонь разгорался, сильней и сильней,
Целуя смоленые стены.
Они говорили: Отдай его нам,
На дыбу, железо и пламя.
Да поздно... Так поздно... Он сделал все сам.
Небольно. Своими руками...