Марьин цвет. Сказка

[Marsilia]

Эта маленькая сказка из тех, что приходят с одним неясным образом во сне, а уже потом осмысливается, обретает сюжет и облекается в слова. Вот и прошлой ночью привиделось.
Внимание, это не слэш (его здесь нет совсем, даже намеком).
О верности и предательстве.

Марьин цвет

Марьин цвет

Случилось это в стародавние времена. На доброй земле раскинулось богатое княжество. Не знали люди в нем горя и бед. Правил же в том княжестве мудрый князь с душою-княгинею. Хорошо правил, справедливо, всем на благо, и судил по справедливости.

Не было только у князя с княгиней деток. Уж она-то горевала-печалилась. Все молила Богов о подарочке. Долго ждали, но настал свой черед, принесла княгиня мужу весть добрую. Уж как прежде почитали друг друга, а как узнал князь, что жена его в тягости, еще сильнее полюбил ее.

Пришел срок: родила княгиня дитятко. Все княжество пировало-радовалось, а молодой отец - еще пуще всех. Рос княжич в любви и заботе, ни в чем отказа не знал. Вырос он ладным добрым молодцем, да таким, что любая красна девица залюбуется.

Много их вздыхало по молодцу, печалилось. И была одна, Марьюшка, девушка простая и скромная, но уж какая умница и красавица - глаз не отвести. И в работе - первая, и рукодельница, шить-вышивать искуссница. Как пойдет дело в пляс - и тут девице равных нет, а уж если за работой песню затянет, то все вокруг заслушаются.

Так и вышло, что стала Марья-красавица невестой княжича. Зимой уже и свадебку справить хотели. Да вот, пришла беда. Захворал-занедужил молодой жених. На глазах истаял добрый молодец. Не скупился князь для сына единственного: звали к нему многих именитых лекарей, но все они лишь руками разводили. Нет лекарства от хвори неведомой! Не спасти, видать, уже княжича!

Пришла как-то к княжьему терему блаженная странница, да и говорит безутешной княгине-матушке:

- Можно, княгинюшка, сына твоего спасти. Боль его сильная, да лекарство есть от нее: волшебный цвет, что цветет за тридевять земель. Отыскать его не просто - по силу то лишь сердцу верному, любящему, тому, кто себя не пожалеет. Босиком надо осилить дорогу ту дальнюю, изломав три чугунных посоха. Много бед на пути, лишений, опасностей.

Запричитала княгинюшка, хоть сама была готова пойти, ради родной кровиночки, да не след, говорит ей блаженная.

Выступила вперед Марьюшка, таково слово молвила:

- Дозволь мне пойти, княгиня-матушка. Для друга милого, княжича ненаглядного - не пожалею себя!

Отвечала ей странница:

- Ох, девка гляди, намаешься, хлебнешь лиха немерено. И зверей встретишь диких, и люд дурной, что похуже зверья. Стопчешь в кровь свои ножки белые, пожгет солнце тебя в чужой земле, злые ветры побьют без жалости. Потеряешь свою красоту - сама не нужна станешь княжичу!

- Пусть и так, - согласилась Марья, - не ради себя иду, исцелить бы лишь друга милого. Нет сил смотреть, как он измучился.

И пошла красавица, с княжьего повеления, родительского благословения.

Как предрекла ей блаженная, так и вышло все: долог, нелегок путь. Истоптала в кровь ноги белые, изломала посох чугунный, истрепалась вся ее одежда. Познала Марья и голод, и лишения. Великая была искусница, да не ко времени мастерство ее: надо торопиться, волшебный цвет найти. Успеть бы спасти жениха любимого! Так и ела, что в лесу найдет, или люди добрые подадут.

Долго еще шла Марьюшка. Изломала лишь посох второй. Никто бы теперь не узнал ее: сожгло солнце чужое, недоброе, лицо девичье. Пошло оно болячками страшными. Выпадали ее густые волосы: так простым ножом срезала косы длинные.

Был и зверь лесной, но не тронул, божьей помощью. И люд дурной встретился - и то не обидели странницу. Исхудала до немочи, подурнела красна девица. За старушку теперь принимали ее. От хвори злой и голос ее пропал, и руки тряслись, не слушались. А она все идет, за тридевять земель, за волшебным цветом. Спасти бы лишь княжича!

Так и изломала третий посох свой. Нашла целебный цветок: один-одинешенек. Горит он ясным светом, переливается. И не подумала Марья, чтобы свои хвори им вылечить. Не за тем шла. Взяла она цветок, да поспешила обратно.

Как шла, не буду сказывать. Появилась перед светлые очи князя-батюшки да княгини-матушки. Отдала им волшебный цвет.

Быстро в ту пору княжич оправился. Разогнулся, скрюченный, побелел, похорошел, сил набрался. Да стал лучше прежнего. Опять завздыхали девицы-красавицы. Вскоре и свадебку справили, закатили-то пир горой...

Давно это было, не помнит уже никто, как звали великого князя с душою-княгинею, сына их, добра молодца, и жену его молодую, раскрасавицу.

А Марью до сих пор вспоминают. Как подали ей, девке юродивой, краюху, да проводили за порог княжьего терема. Не гнали совсем, нет, ведь жили в том княжестве люди добрые: все подали бы, не дали пропасть с голоду.

А она лишь последний раз глянула: не зря все было. Спасла. Легла на сырую землю, попрощалась молча. Закрыла глаза, и вмиг не стало Марьюшки.

Лишь расцвели в том месте цветы яркие, целебные, каких не водилось прежде во всем княжестве. Только сила их - не в ярком цвету, лепестках красивых, что облетят и забудутся. В корнях сила целебная, как и у человека - в сердце. Марьин корень зовут его.
Так сказка сказывается, а как уж оно на деле было - неведомо.