Гадание на Таро Драконов

Другие тесты и гадания от Шувани

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Стырено у КАН

Как целуются представители разных знаков Зодиака?


Вытащить свою карту
Другие тесты и гадания от Шувани

---

Подглядела тестик

Я как сорока)) Подглядела - утащила))

История рассказана, песнь допета. Твоя книга - это Добрая сказка.

Каждая страница этой повести пропитана каким-то невыразимым чувством уюта и любви. Это – Сказка с большой буквы. Временами страшная, временами смешная, но обязательно красивая и с хорошим концом. Эту сказку будут читать все и всегда, потому что ребенок живет в каждом человеке. Чем она привлекает? Наверное, тем, что смотрит тебе прямо в душу. Твоя книга займет достойное место в библиотеке фантастики рядом с «Хрониками Нарнии» Клайва Льюиса, как Сказка о вечных ценностях.

Пройти тест

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Чужие миры

Название: Чужие миры
Автор: Светаклевер (клевер)
Фэндом: Ориджинал
Бета: Aleksis77
Персонажи (пейринг): Сай/Трэвис
Рейтинг: PG-13
Тип (категория): преслэш
Жанр: Фантастика, романтика
Песня: Русский размер - Мегабайты снов
Размер: мини
Аннотация:
Там, где кончается земля
И день горит и тает
Я умираю без тебя
И сам не замечаю....

читать

Часть 1. Чужие сны

Земля была захвачена Лиастской Империей около сорока лет назад. Казалось бы, что такое сорок лет в масштабах целой планеты, но... Изменилось все: политическая обстановка, образ жизни, управление, сами люди, их ценности и приоритеты.

Империя подчиняясь своим законам, не приветствовала бесчеловечные зверства, рабство, или геноцид. По большому счету Лиасте от Земли были нужны только ресурсы, приносящие стабильный и высокий доход. В остальном правительство, "сдавшее" свою планету, сохранило достаточную самостоятельность. Увы, такова особенность человеческого общества: самостоятельность власти постепенно приобретала форму вседозволенности. Земная "знать" открыто использовала людей неугодных, "опасных" или просто случайно попавших в эту систему в качестве рабов, в том числе, и в сфере развлечений. Впервые за несколько десятков, если не сотен лет, на планете вновь процветали проституция и торговля наркотиками.

Но самым отвратительным было даже не это. Сирены. Этот невозможный продукт генной инженерии и безумного гения получил свое название не за сходство с мифическими женщинами-птицами. Чарующим голосом твари тоже не обладали. Но они, все же, очаровывали, по-своему. Сначала их пытались назвать пчелами, но название не прижилось, хотя сами города иногда так и называли ульями.

Будучи своего рода программируемыми паразитами, гигантские черви питались за счет человеческой мыслительной энергии. И это оказался самый "дешевый" источник. Глупо считать смерти бесполезного, но быстро размножающегося скота, а все они, рано или поздно, умирали.

Отдельно располагающиеся "живые города", в которых жили подобные твари, обеспечивали их достаточным количеством "топлива", чтобы сирена-матка поддерживала жизнедеятельность рабочих. Твари были способны проникнуть внутрь земли на любую глубину. Устойчивость к высочайшим температурам, физическим и химическим воздействиям, радиации, способность работать там, где не выдерживала самая прочная аппаратура.

Сирены могли бы показаться благословением для любого мира, чьи богатства спрятаны в опасных глубинах, если бы не одно "но: их собственный источник питания. Матке не требовалось какое-то подключение к жертвам, их бессознательное состояние, либо тесный контакт. Лишь нахождение на подвластной территории, наличие подходящей умственной и желательное отсутствие физической активности. Механизмом, позволяющим добиться этого, служил вырабатываемый сиреной фермент. Действуя на человека как наркотик, фермент вызывал особое состояние сна со всплеском нейропсихической активности, яркими сновидениями-галлюцинациями "замены", последующей слабостью, апатией, а также сильнейшее привыкание и постепенное разрушение всех важнейших систем организма. Для "источника питания" это была смертельная эйфория.

Источник питания - это он. Трэвис... Неважно. Один из них, парень, идущий ко дну, глубоко увязший в "замене", и плевать, кем он был раньше. Да и память, подбрасывающая невнятные обрывки, похоже, была готова успокоиться и сдаться. "Сопротивление", "эмпат", "латентный телепат", "преступник"... уже безразлично: все эти слова перестают иметь какое-то значение, словно не о нем. Источник питания, который после разберут на запчасти. Возможно, попытаются исследовать то, что останется от его необычного, но оказавшегося бесполезным, мозга.

Трэвис не думал об этом. Парню казалось, что вне состояния "замены" он, вообще, уже не думает и оживает только в ней. И только там еще что-то осталось. Сай -его красивый, неземной, зеленоглазый мальчик. Разве наркотический бред умирающего может быть настолько реалистичен? Настолько прекрасная реальность - не в его случае. Даже если так - недостижимо, как мечта.

От парня так и веяло силой, успешностью, уверенностью в себе. Зачем такому все это дерьмо? Пока Трэвис был еще в состоянии думать об этом, он решил, что Сай вовсе не похож на зависимого от дури, а тем более, на жертву сирен. Телепат? Сам Трэв - латентный, так они говорили. Возможно ли, что "замена" активировала его способность, позволив совершиться невероятной встрече в чужих снах? Сейчас, после очередной дозы, когда мысли текут так легко, можно подумать об этом. Или поговорить. Но землянин твердо был уверен в одном: Саю, кем бы он не был, не нужно знать, что происходит с посетителем его снов. Для него скоро все закончится, и не стоит создавать проблем единственному, кто тебе дорог, это ни к чему хорошему не приведет. Уходить не страшно... почти! Даже теперь, пока помнишь, понимаешь, знаешь, что такое "навсегда".

Но это пройдет: будет тихо, спокойно и безразлично. А пока важно знать: он где-то есть - зеленоглазый, сильный, красивый, счастливый, со своей семьей, о которой упоминал с такой гордостью: родителями и малышками-сестрами, тот, у кого вся жизнь впереди. Или тот, кем сам Трэвис хотел бы быть? Тот, кого он выдумал в последней попытке защиты?
Но это - другое. Скорее, последняя возможность быть живым и нужным кому-нибудь. Стремление любить.

Это был один из довольно легких снов в самом начале. Знакомая местность: лужайка перед домом, которого в реальности давно нет, удивительно яркие краски - небо, трава, слепящее солнце, машина отца. Людей он видеть не мог, а если и пытался, то в лучшем случае, видел плоскую, "не включенную" картинку. Но, вдруг, все изменилось. Совершенно другая, как подумалось, неземная обстановка: начиная от растительности вокруг и до крупнозернистого оранжевого песка под ногами.

- Ты кто? - раздалось чуть позади.

Хотя, в полном любопытства возгласе не слышалось ничего угрожающего, Трэвис шарахнулся в сторону. И встретился взглядом с зелеными глазами незнакомца. Говорят, что глаза - это зеркало души. Чушь конечно. Но если бы это было так, то душа юноши должна быть прекрасна.

- Прости, - тут же продолжил он, впрочем, без тени раскаяния, скорее, с задорной улыбкой. - Я - Сай, и был уверен, что сплю. Похоже, кого-то занесло. А ты?

- Я? - казалось, землянин не мог понять, чего от него хотят.

- Кто ты? Тоже гуляешь по чужим снам?

Тоже? Тогда, прежде чем жалко выдавить собственное имя, Трэвису пришлось собраться с мыслями. Чужие сны... Интересное объяснение. Вот тут-то он и засомневался впервые, а после - грани сна, реальности, желаний и того, что никогда не сбудется, стирались все быстрее. Удивительно, но после следующей дозы они снова встретились. Сработала ли предложенная парнишкой формула "думай обо мне" или сам Трэв уже терял связь с реальностью? Жить в придуманном мире оказалось совсем неплохо. Сай так точно был самым лучшим, что произошло с его новым знакомым по обе стороны "замены". По установившимся с первых встреч негласным правилам, они не называли друг другу фамилий, планет, стран и городов, хотя Сай охотно говорил о своих близких, и даже его собеседник вспомнил родителей.

Усиление активности под ферментом сирен позволяло им общаться на равных, но в последнее время Трэвис лишь тут более или менее осознавал свое положение. Он понимал, что скоро умрет. Да, это было неизбежно, но именно здесь и сейчас, рядом с Саем - совершенно невыносимо. Двое, непостижимым образом встретившиеся за гранью реальности, стали друзьями. Хотя, для Трэвиса это была уже не просто дружба, а нечто гораздо большее. Яркий, близкий и "настоящий", если можно так сказать о человеке, который, возможно, лишь плод твоего воспаленного воображения. Его последний глоток жизни. Его первая... и последняя любовь...

Сай смеялся:
- У тебя есть сестры? Нет? У меня их целых три, и иногда это невыносимо. Могу поделиться!

А Трэвис не мог рассказать о том, что почти ничего не помнит о своей жизни. Кажется, родителей не стало уже давно. Но сестер в тех жалких и тусклых обрывках точно нет. Так что он не против: пусть делится - невыносимыми сестрами, о которых говорит чуть смущаясь собственной нежности и гордости семьей; эмоциями, в которых через край плещется солнце; даже этим смущением.

- Удивительно, что мы встретились так. - Сай все чаще заговаривал об этом, но не давил, чувствуя, что собеседник обходит тему и не готов обсуждать... другие варианты.

- Удивительно? Ты ведь телепат?

На что тот вскинул изумленный взгляд:

- Из нас двоих телепат только ты. Я... скорее, паразит.

Слово неприятно царапнуло по нервам. Сирены. О других паразитах пленник улья даже и подумать не мог. Вырвавшись из "замены", он отрешенно прислушивался к ощущениям собственного тела, содрогающегося в приступе желчной рвоты. Где-то на задворках проскочила мысль о том, как давно это тело в последний раз принимало пищу. Тогда Трэву еще удалось подняться и, совершив несколько простых движений, получить из дозатора безвкусный жидкий паек. Впрочем, его вкус давно уже не волновал молодого мужчину, как и многих других. Таких же, как он.

После того случая землянин все больше склонялся к тому, что "пришелец" - игра его воспаленного воображения. И в то же время, так хотелось верить в другое. Было похоже, что Сай начал что-то подозревать и беспокоиться за него.

Иногда зеленоглазый казался совсем мальчишкой, и рядом с ним Трэвис чувствовал себя стариком. Поведение парня, и прежде открытое, изменилось. Он словно стремился быть ближе, прикасаясь сначала осторожно, но все более смело, и, вместе с этим, так легко. Устанавливая грань доверия, постепенно возвращаясь к "другой возможности". Только для его визави эта возможность в любом случае оставалась невозможной.

- Сай, тебе хоть восемнадцать есть? - это после того, как невозможное создание поцеловало: легко, нежно, почти беспечно. Не замечая, как ухнуло, почти останавливаясь, сердце другого.

- Девятнадцать полных. Так что, все можно. А тебе?

Вот так, всего на три года младше, а порой, кажется - пропасть. Но все равно, никого нет дороже. Нетнетнет. Нельзя. Ангелы живут в своих заоблачных мирах, являясь только во сне, чтобы утолить боль обреченных. В чем-то жестоко беспечные, в чем-то трепетно внимательные, но правило одно: их не касается - грязь мира, чужое падение в темную бездну. Зачем Саю конченый наркоман, умирающий в плену гигантского паразита?

Правда в том, что ему хуже, дозировка фермента уже слишком высока. Все, совсем рядом. И, если он реален... не думать об этом... Пусть будет где-то солнечный и зеленоглазый, живет в чужом мире без продажного правительства, истребляющего собственных людей, рабства, наркотиков и сирен. Сейчас без дозы Трэвис просто не в состоянии сохранять ясность ума, даже Сай вспоминается с огромным трудом, размыто и мутно, остальное же вовсе не имеет значения. Но вспоминается. Увидеть бы... в последний раз... новая доза.

Любовь и надежда - до безумия сильные наркотики, настоящая отрава.

В этот раз Сай был сам на себя не похож. Слишком серьезен и явно обеспокоен, словно о чем-то догадывался. Или же случилось что-то у него самого.

- Нет. У меня - нет, - отозвался тот, продолжив после паузы. - Трэв, я хочу найти тебя, давно. Это важно. Ты - важен. Я жду, стараюсь понять тебя и быть терпеливым. Но чувствую, что упускаю что-то и понапрасну теряю время. Скажи мне!

Под пронзительным, полным мольбы и сомнения взглядом Трэвис смог лишь устало покачать головой. Землянин понадеялся, что этот жест не выдаст его обреченности. Его последняя действительность дрогнула, границы теряли свою четкость, цвета - яркость. Чужие сны тоже заканчиваются? Они впервые говорили настолько откровенно... Могли поговорить...

- Я люблю... - ослабевшим голосом. Все, что еще имеет значение.

- Я - Сай Дагмер. Делион, резиденция Гордона Дагмера, координатора, уполномоченного Империи... Запомни это... Как... найти... Где...

Любимый голос прерывался, пропадая вслед за красками придуманного мира. Забавно все вышло. Придет же на самой грани в голову такое: идеальный парень, любовь, координатор. Империю приплел, как шанс на спасение.

Среди перемешанных "картонных" картинок и глухих звуков еще угадывалось что-то непонятное, тревожащее, не дающее , наконец, заснуть спокойно и безо всякой "замены".
"...убери блок...", "...зацепка...", "...замена...", "...английский...", "...Земля...".

Женский и мужские голоса. Удивительно устроен человеческий мозг. Пытается зацепиться даже теперь, урвать хоть крохотный кусочек надежды. Но ее нет. И Трэвис без колебаний откинул в сторону весь этот бесполезный мусор.


Часть 2. Не бывает легких путей

Трэвис пришел в себя в незнакомом месте. Более того, это даже не походило на сон, если только он совсем не спятил, и начались галлюцинации. Приглушенный свет позволял рассмотреть светлые тона медицинского помещения. В пользу этого предположения говорила аппаратура, запах лекарств, а также трубка, соединенная с иглой в его вене. Бред. Кому бы понадобилось лечить расходный материал.

Мысли слегка путались, и движение, позволившее немного оглядеться вокруг, причинило сильнейшую боль. Но при всем этом состояние парня было слишком хорошим для реальности. И недостаточно - для сна.

Похоже, за Трэвисом наблюдали, так как, почти сразу же после пробуждения, в помещении, определенном, как больничная палата, появились люди. Сосредоточиться было нелегко, но зеленые глаза склонившейся над ним женщины по-настоящему потрясли. Очень яркий, нечеловеческий, скорее кошачий оттенок. И такой знакомый. У нее были глаза Сая и, при этом, серебристый оттенок волос. Версия о галлюцинациях начала казаться все более вероятной.

- Очнулся все-таки, - недовольно констатировал ее спутник. Он выглядел... опасным, пожалуй. Совсем не простым. Так сказать, "тертым".

Но хрупкая женщина шикнула на него, и мужчина послушно умолк, отодвигаясь в сторону.
- Как ты себя чувствуешь, Трэвис? - спросила она, на что пациент слегка кивнул, имея в виду, что все отлично, хотя это и было совсем не так. Но врача, а землянин решил, что серебряноволосая - врач, обмануть не удалось.

-Ну-ну, еще посмотрим. Не пытайся двигаться. Здесь кнопка вызова, если что-то понадобится. Я - Шинейд, это Сайго, мой муж. И кое-кто очень хочет тебя увидеть.
Парень не сразу уловил смысл ее слов, он слушал голос. Слушал и узнавал.

"...зафиксируйте...", "...сильнейшее истощение...", "Черт, вен совсем нет, куда колоть?!"

Видимо, он оказался прав на счет рода деятельности незнакомки. Трэвис покосился на обтянутую сухой кожей худую руку с иглой и болезненно поморщился: похоже, ей пришлось изрядно потрудиться, вытаскивая его с того света...

Это было не самое приятное чувство неловкости, зависимости, собственной слабости и никчемности, даже не перед сильным хищником, которым без сомнения являлся мужчина, одновременно похожий на бандита и военного, а перед красивой женщиной. Но его ждало еще одно испытание. "Кое-кто очень хочет тебя увидеть".
Дверь снова открылась, и зашел он.

Трэв закрыл глаза. Захотелось для надежности прикрыть их слабыми руками, свернуться в комок. Бесполезно. Прикованный к больничной постели, пациент снова поднял взгляд, жадно всматриваясь в дорогое лицо, знакомое только по снам. Ощущение нереальности, невозможности происходящего, неверия в спасение, его близости, радости, сомнений и мучительного стыда - эмоции захлестнули с головой. Какой он красивый. Все те же глаза, но волосы, казавшиеся русыми в "замене", на самом деле, серебряные, как и у Шинейд. Они с Саем, вообще, были очень похожи, хотя сын явно унаследовал многое и от отца. Оба, и это сразу бросалось в глаза, из породы хищников и победителей. Именно таким Трэвис запомнил парня в очередном, как он думал, видении.

"...не держи блок...", "...зацепка...", "...замена...", "...английский...", "...Земля...".

Бесполезный мусор чужих, придуманных слов, безжалостно отброшенный в сторону вместе с жалкими остатками надежды и воли. Угасание и покой, из которого снова вырвали звуки речи, но в этот раз совсем близкой, а не подслушанной телепатически.
"Да что здесь творится?! Это он? Сай, это он?" Темноволосый мужчина, похожий на азиата-метиса. Ярость, отвращение, жалость.

Не смотреть. Только не его жалость. Но удержаться невозможно. Серебряный ангел кивнул, стиснув зубы и чуть отведя взгляд. Азиат замер на мгновение, как теперь понял Трэвис, решая, как удобнее взять тот полутруп, которым он был, и не навредить сильнее. После пленника ожидало падение в бездну, от которого все внутренности скрутило узлом, и темнота, иногда разбиваемая вспышками света и голосами. Тогда он и не думал о спасении. Чужие не могли попасть на территорию улья. Никто бы не смог. А они...давно уже забыли значение слов "сопротивление" и "свобода"...

Землянин подумал о том, как он выглядит в глазах парня. Отвратительная слабость.
Неужели, это было правдой? Знакомый и чужие голоса, падение в пропасть, свобода. Но как? Кто - эти люди, способные и совершившие невозможное? Ради него? Разве в Трэвисе Бекере осталось что-то такое, да и было ли оно когда? Ему никогда не отплатить своим спасителям в полной мере. Но разочарование Сая - по-настоящему невыносимо.

Истощенный мужчина с трудом, но все-таки смог поднять свободную руку, закрывая ладонью лицо. Сай, непривычно тихий и молчаливый, опустился рядом, коснулся тонких пальцев, обтянутых посеревшей кожей, но не убрал руку Трэвиса, оставляя выбор ему.

Шинейд потянула мужа прочь из лазарета. Сайго выглядел недовольным, но не возражал: им не мешало поговорить.

Мужчина не стеснялся открыто выражать свое недовольство:
- Скоро дрянь, которой ты его поддерживала все это время, перестанет действовать. Да, истощение уже не настолько сильное, и этот парень хотя и медленно, но идет
на поправку. Но, Шин, все еще плохо. У него начнется ломка. Физическая, с болью и судорогами, психологическая, когда он будет ненавидеть всех вокруг и мечтать вернуться в тот ад. Он не просто истощен - все системы в ужасном состоянии. Застарелые повреждения и шрамы. Парень долго сидел на отраве, но, похоже, и до этого жизнь его хорошо отпинала. Неизвестно, какой еще "багаж" тянется за ним! Я не хочу этого для нашего сына, а ты?

- Послушай, - вздохнула его жена. - В чем-то ты прав, но... Да, может, Трэвис - преступник. Или "борец за свободу", в любом случае, ему пришлось тяжело и он в опасности. Тяжело зависимый и полуживой. Да, проблем еще будет много, как ты и сказал. Но... этот парень стал важным человеком для Сая. Они могут стать любовниками, или же пройдут это, чтобы стать друзьями. Или и вовсе навсегда разойтись в разные стороны. Но сейчас - это важно. Он важен, со своей болезнью, зависимостью, шрамами и прочим "багажом". И это уже причина для нас всех. Мы ведь семья? Будем преодолевать. К тому же, не в первый раз.

- С этой семьей - далеко не в последний, - по бурчанию полукровки можно было догадаться, что он уступает. После стольких лет Шинейд знала Сайго очень хорошо.

- Но мне все еще кажется, - продолжил ее муж, - что самым легким путем было бы выбросить эту проблему в шлюз еще на корабле, куда его притащил твой братец.

- Ну, это ведь Сай его втянул, - усмехнулась женщина. - Легкий путь, говоришь? Пожалуй, так. В этом мире бывают легкие пути. Например, для меня - добить тебя при нашей первой встрече, да? Для тебя - остановить меня по-другому в нашу встречу вторую, когда я шла убивать твоего хозяина. Это был легкий путь: так и сидел бы у ног Императора.

- Твои ноги понравились мне больше, - фыркнул Сайго, давно привыкший не поддаваться на провокации жены.

Но Шин решила надавить до конца, собственно, они частенько испытывали друг друга на прочность, и продолжила:
- Смириться с тем, что ты не вернешься... Но я пошла к отцу, умоляла, угрожала. Сдала ему Эви и Сетсу... Миюки... И ты вернулся... со шрамами и "багажом"... Или молоденькая девчонка из Вирии, вынужденная продавать себя за гроши и забеременевшая от одного из многочисленных клиентов. У нее ведь тоже был более легкий путь?

Вириец помрачнел. Когда-то он презирал мать за ее слабость, постыдное занятие, грязные бараки, за то, как началась его жизнь. И лишь годы спустя смог посмотреть на то, что сделала ради него эта женщина, по-другому.

Супруга поспешила сменить тему:
- Сет уже говорил с родителями.
- И Миюки?..
- Была расстроена новостями с родины. Сказала, что слишком стара для революций. Правда, отец при этом явно забеспокоился. Он свяжется с Императором. Но... Сам понимаешь, Дарис - не его отец. Талион, несмотря на желание уничтожать миры ради своей цели, не опустился бы до подобной мерзости. Для его сына главное - прибыль и власть. Будем надеяться, что все получится. У Миюки - свои ходы, и отец занимает не последнее место. В любом случае, что-нибудь придумаем еще.

После этих слов Сайго уставился на женщину с нескрываемым подозрением, и Шинейд использовала очередной отвлекающий маневр:
- Кстати, с тебя доклад о нашей спасательной миссии отцу. И не спорь: мне еще перед Эви ответ держать, за то, что втянули его обожаемого Сетсу в столь опасное дело!

Выбирая между Гордоном и его старшим сыном, Сайго предпочел бы... радиоактивную тварь из катакомб, но, увы.

Сразу после его ухода, Шинейд пришлось ответить на сигнал интеркома:
- Эви, прости, милый, я ужасно занята. У меня тяжелый пациент.И девочки на днях возвращаются... Поговори с Сайго: он как раз у отца.

Нет, не подлость, и не месть. Пусть будут в тонусе. Кроме того, при необходимости они вполне способны успешно работать вместе. И, судя по всему, это умение понадобится совсем скоро.

Затем дочь координатора перевела взгляд на монитор, и включила звук. Она старалась не "подключаться" к сознанию сына без особой надобности, давая больше личной свободы своим детям. Но оставались другие, технические методы.

Сын рассказывал Трэвису о том, что из "улья" того вытащил его дядя, поскольку корабль в целях безопасности находился на орбите в торговой зоне, а самому Саю, и даже его матери подобные перемещения не под силу. Больной сосредоточенно слушал, о "прыгунах", телепатах, модификациях и способностях.

По другую сторону экрана его врач и мать самого близкого теперь человека с облегчением наблюдала, как интерес вытесняет апатию и образовавшееся было между ними напряжение. Это только начало. Уже появляется воля и желание жить. Предстоит нелегкий путь, прежде всего, для самого Трэвиса, но и для того, кто решил разделить его - тоже. Вместе они должны справиться. Они же семья.

- Мы найдем способ это остановить! - запальчиво обещал Сай.
Его собеседник, или, скорее, пока слушатель, слабо покачал головой.

Опрометчиво... Опасно... Но... Шинейд подумала о сыне, его друге, о Миюки, уроженке Земли, и Сетсу, увидевшем, что происходит на прародине своими глазами, о людях на Земле. Она вовсе не считала себя идеалисткой, готовой спасти весь мир, но подобная мерзость не имела права на существование. И, если это затрагивает дорогих людей, чужие миры становятся близкими. С того самого момента, как в нашей жизни появляются такие люди, больше не существует легких путей. Есть ли верный?

- Мы найдем его, Сай. Я обещаю...

Примечания от меня

1) Планировался слэш, но вышло по-другому, сама ситуация полезла на первое место, вперед отношений двух парней. Появился джен и гет.
2) Поскольку фест сделали открытым, а не анонимным, то, когда один из первоначальных ГГ запросился в родственники к моим героям, не стала ему отказывать вот такая я засранко) Иначе бы сдержалась, чесслово
3) Меня в последнее время тянет на "пи**ец Земле". К чему бы это?!

@темы: фантастика (мое), Делион

---

Апокалипсис

Название: Апокалипсис
Автор: Светаклевер (клевер)
Фэндом: Ориджинал
Бета: нет
Персонажи (пейринг): военные
Рейтинг: G
Тип (категория): джен, стихи
Жанр: фантастика
Песня: Radioactive - Imagine Dragons
Размер: мини
Аннотация:
Я разрушаюсь и формируюсь снова,
Затем расплачиваюсь и выхожу из тюремного автобуса.
Вот и все, это апокалипсис...
(Radioactive - Imagine Dragons)
История из этой песни родилась о другом. О тех, кто не готов смириться.

читать

На границе наш дом. И на грани - душа.
Там, где ненависть, алчность, война интересов,
Где уже невозможно от гари дышать,
Время проклятых тварей, безумцев и бесов.

Без надежды и веры, отправлены в ад.
Мир, отравленный ядом. Не будет спасенья:
Апокалипсис здесь, сапогами солдат,
По давно не священным местам погребенья.

Мы отравлены тоже. Наш "шанс на побег"
Лишь последний, с собой и врага забирая.
Что еще нам осталось? Тюрьма, ржавый снег,
Радиация, бесы, безумцы и твари.

Где-то там, далеко... притаись, не дыша...
Там еще кто-то бьется, наш рай защищая.
Наша бездна - для них. Наша кровь и душа.
Значит, это наш выбор, дружище! Взрываю!

Мы с тобой проиграли Свободу и Мир.
Бьются бесы под кожей... Когда-то мы были...
Соберись! Ты же помнишь, мы были людьми!
Даже здесь, среди пепла, обломков и пыли!

И останемся вместе за гранью. Держись!
Станем ветром и миром, а, может, Сверхновой...
Мы уже проиграли Свободу и Жизнь.
Но к последнему бою за Душу готовы...

@темы: стихи (мои), фантастика (мое)

---

Волчий ветер

Название: Волчий ветер
Автор: Светаклевер (клевер)
Фэндом: Ориджинал
Бета: Aleksis77
Персонажи (пейринг): Гевор/Донат
Рейтинг: PG-13
Тип (категория): слэш
Жанр: Сказка
Песня: Мельница - Оборотень
Размер: мини
Аннотация:
Что ни вечер, то мне, молодцу,
Ненавистен княжий терем,
И кручина, злее половца,
Грязный пол шагами мерит.

Неспокойное было то время, лихое. Разоряли кочевники земли княжеские: грабили людей, убивали, уводили в плен - в рабство тяжкое. В который раз уже собрался храбрый князь Вячеслав в поход против степняков. Благое дело - защита земли родной, верное.

В ту пору была княгиня в тягости. Уже и срок ей подходил. Только не было на сердце радости: долго уже от князя милого ни слуху, ни духу... И дышать тяжело - словно ком в груди сидит. Не хватало молодой Вольге в горнице воздуха.

Стала она верного дядьку старого упрашивать:
- Пойдем, дядько Гнат, выведи меня из терема, да за околицу. На небо взглянуть, ветра вдохнуть.

- Что ты, матушка, - противился старый. - Вечереет уже, и волков за Ильмень-рекой недавно видели. Утром в саду нагуляешься!

Тяжко вздыхала Вольга. Как утра дождаться? За окном-то не волки воют - ветер резвится. А в горнице душно, безрадостно. И дите в чреве беспокойно.

- Как же так? - шептала молодая княгинюшка. - Когда вернешься, ладо мой? Долго ли ждать? Скоро срок: увидал бы сына, радость, взял бы на руки во-первой, да имя нарек.

Неужто не увидит Вячеслав дитятко? Неужто без отцовской руки расти ему? Покачал старый Гнат головой:
- Не гневи небо, светлая. Не кличь.

Все никак Вольга не успокоится, и девки веселые не могут развлечь ее: до песен ли?
Отослала их прочь, молиться стала. О милости просила, о благополучном возвращении, чтобы отец с сыном свиделись, обещалась волю любую выполнить, что явят ей Боги. А после так и уговорила дядьку со двора пойти. Все казалось ей, что ветер шепчет что-то. Мол, поймает его - полной грудью вздохнет. Там, глядишь, все и образуется.

Вышла - и впрямь, воздух свежий, благостный. Только ветер дальше поет, словно зовет за собой, так, что не удержишься. Пошла, а поодаль за ней - кметы верные: от беды беречь. Стало Вольге казаться, что и ветер тревожится. Дышать-то легче, но покоя все нет. Тут услыхала княгиня крик: "волки!", испугалась. Кметы принялись волков отгонять, ее же домой вернуть хотели. Да Боги светлые по-другому рассудили: пришел срок. Не след княгинюшку трогать. Далеко зашли от поселения, рядом стояла лишь избушка - кметам сторожка, в которой не жил никто. В ней и укрылась Вольга.

Тут же за повитухой послали. Только, пока искали, божьей помощью сама разрешилась молодица от бремени. Завернула сына в старую рубаху кметскую: все воин будет, отца славного сын. Не поспел Вячеслав вовремя. Ох, вернулся бы лишь...

Позвала Гната, раньше отца дала ему дитятко. Возвращаться пора. Тут и услыхали они, будто у порога кто-то скребется и ноет тихонечко. Как в сердце кольнуло Вольгу: вот он, божий знак! Посмотрели: то не человек, не собака, то волчица серая. Сама вся в крови, шерсть с мясом клочьями свисает, а в зубах тряпица кровавая кулем. Положила волчица куль к ногам княгини, глянула пронзительно желтыми глазищами и прочь пошла, хромая, увечная.

Нахмурился верный дядька, когда Вольга к тряпице потянулась, но смолчал. Развернула она куль, а там чудо чудное - младенчик! Сам светленький, целехенький, живехенький - уберегла волчица ношу свою.
Всем то ведомо: подбирают порой волки чужих детей, не лишают жизни, хоть и звери. Да как бы только не оборотень!

Взяла молодица второе дитя на руки, а у него на пальчиках коготки черненькие. По-другому - всем человек, да видно, что не так это.

- Что же, дядько, - молвила княгиня, - и волки чадо, бывает, не тронут. Неужто мы хуже зверей?

- Что ты, свет-княгинюшка, не было бы беды!

- Не будет! - и впрямь, наконец-то, почуяло сердце скорую радость. - Божьей помощью, вырастим. Забудь, что волчица была. Родилось сегодня у князя два сына - светлые княжичи, будут знатные витязи, братья дружные, отцу и друг другу опора верная!

Второго сына тоже в рубаху завернула, сама на руках понесла. И ветер стих, и тяжесть ушла. Так и вернулись в терем.

Тут как раз и Вячеслав, жив-здоров, подоспел со славной победой. Что за чудо: дважды отцом стал! Нарек старшего княжича Брониславом*, чтобы был то храбрый воин, славный защитник земли своей. Младшему, подарку нежданному, дал имя Донат*, и не заметил, как супруга очи долу опустила. Сама Вольга детей пеленала, никого не подпускала: не увидали бы мамки да девки черных коготков. Все шептала: "Храни, милость божья, пронеси беду стороной!" Так и вышло: пропали один день волчьи когти. Совсем малого оборотня стало от человека не отличить.

Росли братья и впрямь дружно, ничто их рассорить не могло. Даже и то, что лишь одному судьба сесть на княжение, а другому только быть верным помощником. Внешне не похожие, и ростом, и с лица - разные. Но друг за дружку - всегда горой. Глядели родители - наглядеться, нарадоваться не могли на них .

Подросли оба княжича - всем хороши: красивые, статные, и в битве первые, и в веселье. Быстро нашлась невеста Брониславу. Донату же из девиц никто пока по сердцу не пришелся. Что греха таить, дело молодое: ходила к нему вдовица, Руся, тропкой тайной. Не той она была стати, и понимала все ключница. Не люба Руся княжичу, хотя и сладки ласки да поцелуи. Хорошо с ней, спокойно и благостно, но душа не горит, не рвется.
Настали тогда уже времена поспокойнее: прогнали врага, давно набегов не было. Забавлялся князь с сыновьями и кметами охотой на зверя всякого. Только одно всегда просила Вольга: на волков не ходить. Так и повелось, не нарушали наказа ее.

Пришла беда, откуда не ждали. Вдруг напасть приключилась с младшим княжичем. То молчит, смурной, как в грозу небо хмурое, то, и вовсе, с тоской глядит, как будто волки воют. То всю ночь уснуть не может, во двор идет, а то и со двора. Подставит лицо лунному свету и ветру холодному. Хлещет ветер, а Донату и в радость. Забеспокоилась княгиня, затревожилась. Ну как лес волка позовет? И Руся перемену приметила, но помочь не могла никак. Отдалился княжич от вдовицы, не звал к себе более.

И Вячеслав с Брониславом за сына и брата встревожились: не заела бы совсем тоска черная. На охоту стали зазывать его. Испугалась княгиня, почуяло недоброе сердце материнское. Не хотела пускать, но уговорили ее. Напомнила только: волков не стрелять.

Ожил в лесу Донат, встрепенулся, плечи расправил. Там и наткнулись они на волчью стаю, что оленя гнала. Не выдержал князь, нарушил рады своей наказ, повелел волков травить. Звери-то были все здоровые, ярые, красавцы!

Выскочил прямо перед братьями вожак - больший черный волк. Донат об охоте и не думал: замер, не в силах взгляда от желтых глаз отвести. Черный волк в саму душу глядит, а на сердце княжича радость чистая с горькой тоской сплелись. Потянуло молодца прочь от отца с братом и кметов, в самую чащу, с волками. Увидал тут младший княжич, что рядом брат его прямо в вожака целится, ударил рукой и сбил лук: выше стрела ушла. Завыл волк, и дальше в лес кинулся, и вся стая за ним. Как будто пропали: даже следов не нашли охотники.
Разгневался было Бронислав, стал ответа требовать, только брату и ответить нечего. Плюнул старшой в сердцах, рукой махнул. Вскорости вышли на кабанов. Что сказать, удалась охота. Лишь Донат ни одной стрелы не послал, все о желтых глазах думал. Каково это, зверем по ветру волчьему бежать?

С тех пор еще тревожнее стало в княжьем тереме. Не было никакого покоя младшему княжичу. Изнутри жгла тоска его, как глаза волчьи, огнем горящие. Забросил Русю, совсем прогнал от себя. "Прости, не люба ты мне!" - сказал слова жестокие. - "Найдешь того, кому дорога будешь!" Исстрадалось сердце вдовицы по княжичу, но что тут поделаешь, если не люба...

Начались дела странные: что ни вечер, маялся Донат, хоть самому волком взвой. Стал и к браге порой прикладываться, да разве затушишь жар внутри? Зовет... зовет...
И матушке неспокойно: вырос волчонок - пришла беда, позвал волка лес.

Не выдержал молодец. Ушел он ночной тропой к лесу тайком. А там... давешний черный волк поджидает. Снова в душу желтые глаза глянули. Ветер, ветер, глоток бы воздуха...

- Я ждал тебя, Донат, - молвил волк человеческим голосом.

Теперь и пришло все к своему, как быть должно. Вот он зов, вот он - смысл. Не в княжьем тереме молодцу жить. Неужто бегать в шкуре звериной, честной народ пугая?

- Расскажи...

Назвался вожак Гевором и правду поведал: как родился Донат у другого вожака-оборотня в семье, когда еще война была. Едва успела оборотниха сына спасти, отдав людям в сбережение. Теперь же пора пришла домой вернуться.

Испугался княжич. Не смог решиться бросить семью, людей. Понял Гевор, не стал торопить:
- Сроку тебе месяц, решай, как знаешь. Только все одно не даст волк покоя!

С тех пор зажил княжич по-разному, по-обманному. Днем - в тереме, в поселении, ночью - в волчьем лесу.
В другой раз свиделись, перекинулся волк юношей красивым, что глаз не отвести. Встрепенулось, заколотилось сердце княжича, как ни для кого другого не билось никогда. Вот же, волчья суть, порода звериная, не желает жить по законам людским! Испугался Донат. Стал девиц выглядывать, да ни на одну и смотреть не хочется. Русю уже и не тревожил: нечего ему ей дать. Пусть от жизни свое возьмет.

Звала к себе матушка, "не грусти, не тоскуй!" - упрашивала. Да что толку? И брагой пенной не прогнать тревоги: все сильнее волк на волю рвался. Так и не выдержал, убежал в ночную пору. Впервые в ту ночь волком обернулся и вместе с черным вожаком бегал по лесу, зверье ловил, да клыками рвал. После уже оба стали людьми.

Посмотрел на Гевора княжий сын, как грудь его нагая от бега, игры звериной, вздымается, как лунный свет по чреслам скользит, балует, как горят огнем нестерпимым очи ясные. Есть ли что краше на земле княжеской? Есть ли что горше, запретнее?.. Ничего нет желаннее...

Заласкал, зацеловал, повалив на землю теплую, траву мягкую. А вожак-то и не противится: еще крепче прижал к телу горячему, еще слаще целовал в уста сахарные. Все шептал: "ладо, ладо... никого нет дороже, желаннее!" Сплелись телами, как волки давеча играючи. Нет ничего жарче того огня в груди, нет ничего выше той радости. Вовек бы не отпускал. Ладо, ладо...

Как проснулся Донат поутру на сырой траве рядом с молодцем, так и вспомнил всю колдовскую ночь. Испугался по первой, после и рассердился.

Вскричал оборотню:
- Уходи ты, Гевор, своей дорогою! Не тревожь моего покоя! Не желаю быть зверем лесным, и тебя мне не надобно! Судьба моя - в палатах светлых, княжеских! И любовь моя там, Руся - невестушка, молодица вдовая! Уходи, ступай своей дорогою, а мне свой путь Богами наречен!

Молча склонил оборотень голову черноволосую. Долго молчал, раздумывал. После поднял пытливый взор и так сказал:
- Твоя воля, Донат. Полюбился ты мне, да насильно мил не будешь. Только не вышел еще твой срок на решение. Каждую ночь до новой луны буду ждать тебя здесь.

От взгляда ли того, от слов ли молодца сжалось сердце княжича. Все же, оттолкнул он Гевора, и прочь пошел. Напоследок крикнул:
- Не жди, не приду более!

А вслед донеслось тихое:
- Буду ждать...

Чуть успокоилось сердце материнское: больше не ходит Донат в ночь со двора. Но и веселья былого нет у молодца. День ночь сменял, после опять ее черед наступал. Так и летели дни с ночами. Тосковал княжич, маялся, но от слов своих не отказывался. Мысли все лишь о нем, желтоглазом звере ласковом, да о волчьем ветре, что так громко за окном завывает, все в лес зовет.

Подходил уж черед молодой луны, все печальнее княжичу. Не мог он решиться против людских обычаев пойти, семью, род оставить, зверем в лесу бегать... молодца любить... И забыть не мог, как ни силился. Зазывали его на пир честной, зазывали на охоту веселую, на потешный бой - разогнать кручину тяжкую. Не откликался Донат. Так и отступились все.

Последний день пошел, а там уж и солнышко склонилось, последняя ночь до срока близилась. Взволновался народ в поселении, неспокойно и в княжеском тереме: оборотня видали в лесу, зверя-убивца нечистого! Собрался князь со старшим сыном да с кметами в лес. С огнем шли, с собаками, с кольями острыми, быстрыми стрелами - изловить, погубить хотели нечисть проклятую!

Заметалась тревожно Вольга по горнице, руки белые заламывая. Что делать княгине-матушке? Догадалась она, что непростого-то зверя люди видели. Подсказало сердце материнское: не зря Донат по ночам сбегал. Ну, как отпустит теперь лес волчонка ее? Или же, напротив, не выдержит княжич вести горестной?

Долго маялась, раздумывала. Наконец, решилась: бросилась к сыну подаренному, обнимала крепко, прижимала к груди, как в последний раз целовала кудри светлые и молвила:
- Беги, сынок! Облава в лесу!

Понял тогда Донат, что беда пришла. Как раз последнюю ночь ждал его Гевор. Подсказало сердце, что не мог уйти ненаглядный оборотень. Ладо, любый, желанный... Всего дороже! Бросился следом за отцом, братом и кметами храбрыми. Успеть бы, остановить охотников, иначе... Верно, смог бы княжич вытерпеть, обойтись без воли, без ветра волчьего, но помыслить нельзя, как без милого жить, чем дышать тогда?

Стороной обошел княжич облаву. Собаки охотничьи своего в нем признали, не выдали. Прибежал на место тайное, сговоренное. Тихо там черный волк лежал, до последнего ждал, надеялся. Не успел молодец к любому шагу ступить, как и старший княжич показался. В руках его согнут лук тугой, тетива натянута крепкая. А стрела острая с наконечником серебряным прямо в сердце волчье целится.

Лишь на краткий миг остановился Донат, после бросился между братом и судьбой своей и вскричал:
- Стой, не губи!

Грозно ему отвечал Бронислав:
- Отойди, брат! От напасти злой избавлю землю родимую!

Волк же не бежал, словно и не грозила ему погибель. Без укора и страха, с радостью вскинул яркий взор. Бросился к княжичу долгожданному, прижимался боком к ногам его, тянулся, запах вдыхая, руки облизывал.

- Не напасть это, - вздохнул Донат, прижимая к себе голову оборотня, шерсть жесткую пальцами перебирая.
- Не напасть, - прошептал тихонечко, а после прямо в глаза старшему княжичу взглянул, и громко молвил. - Не напасть это, а счастье мое. Оно, брат, каждому свое отмерено. Жизнь моя. Судьба моя. Хочешь бить - бей. Только прежде - в мою грудь. Таков мой выбор. Все одно, убьешь оборотня...

После этих слов обернулся Донат белым волком. Так и стоял зверем перед братом, не родным, а все родичем, а с другой стороны - смотрел на Бронислава черный волк. Не было в том взгляде ни ненависти, ни страха, ни ярости, лишь печаль, мудрость и понимание. Не зверь глядит, нет, человек.

Дрогнул княжич, глядя на того, кого всю жизнь братом считал и его избранника, опустил стрелу. Устало махнул рукой:
- По реке уходите, иначе обложат вас.

Благодарно кивнули ему волки, повернулись, но тут остановил их Бронислав.
- Постой! - крикнул белому зверю. - Людьми идите, не то выследят. Отцу скажу, что пошел ты по миру странствовать, все живой... Обнимемся... на прощание...

Обернулись оба оборотня людьми. Крепко обнимались братья, прощаясь. Кто знает, навсегда ли, надолго ли?
Так и ушли Донат с Гевором, лишь напоследок старший княжич с пришлым кивнули друг другу:
"Береги его, волк!"
"Сберегу!"

Как не беречь того, от кого сердце колотится, от кого дух захватывает, забываешь, что волк, что человек, и птицей в небо взлететь хочется? Если любишь сильнее жизни, если дышишь им одним? Дождался Гевор своего счастья. И Донат поборол сомнения. Только не княжий терем и не волчий ветер выбрал он, а любовь. Навсегда вместе, а уж как там будет, куда заведет дорога лесная...

- Не грусти, желанный мой, - ласково позвал оборотень княжича. - Не навсегда простились. Забудется об облаве и "нечисти", так и в гости к твоим родным явимся. И к себе позовем!

- К себе? - подивился Донат. - В лес?

- Так у нас, - рассмеялся его черный волк, - есть свой род, свое поселение. Не вечно же зверями бегаем. И хозяйство ведем, и празднуем, и детишек растим.

Нахмурился белый:
- Что же ты молчал тогда?

- Молчал, чтобы ты выбрал сам: человеком или оборотнем. Верил, что не сбежишь от себя.

"От тебя я не сбежал, глупый волк, тебя выбрал!" - подумал Донат, вслух же спросил:
- Как же мы там... вместе?

- Не тревожься о том, нет людских запретов у нас. Есть любовь и судьба, свобода и счастье!

И волчий ветер*...


Примечания:
Донат: подарок
Бронислав: славный защитник
Волчий ветер: в моем понимании здесь не только "зов", или свобода зверя, но и состояние души, то, что не дает покоя, тревожит, заставляет что-то менять в своей жизни, или искать. Что-то подобное заставляет выбирать свой собственный путь. Пытаться сделать мир хоть немного лучше. Не быть равнодушными и не проходить мимо чужой беды. А также прыгать с парашютом) Или творить))

@темы: фэнтези (мое), сказки (мои)

---

Безумное лето. стихи

Шуточный в общем-то фем))

Ну что же так жарко? Безумное лето.
Сейчас я растаю. На пляж - еще ехать.
Вскипает асфальт, никуда не поеду!
"Зажаримся" здесь, и с таким же успехом)

Глаза колдовские, вот ведьмины шутки:
Зеленые, черти, с лукавой насмешкой.
Давай забежим в магазин на минутку,
А после до дома, и снова с пробежкой.

На улице жарко - до кончиков пальцев.
И дома - упасть, и совсем не до танцев.
Уймись, ненасытная, дай отдышаться,
И включим кино с голливудским красавцем.

Не хочешь кино? И не хочешь красавца?
Попить - в холодильнике, мне возьми тоже.
Чего же ты хочешь, боюсь догадаться?
Ай, ай, не кусаться, я буду хорошей!

Безумное лето. Твоя без остатка.
Вскипает асфальт, как и взгляды "чертовки".
Горячие губы - безумие сладко,
Гораздо вкусней ледяной газировки)

@темы: фем, стихи (мои)

---

Подглядела тестик

Другие тесты и гадания от Шувани

---

Неизбежно

Вот такая приключилась ерунда. Возникло, родилось, просилось, срывалось с языка... И вдруг... прервали) А это ведь не проза - обиделось и ушло)

*** а сегодня опять пришло))

читать

Все неизбежно... Жизни ход, и никогда - назад.
Все неизбежно... Будет час, и превратятся в прах:
Привычный город, старый дом, и твой любимый сад,
Родные стены, голоса и тени в зеркалах.

Пройдут и юность, и печаль, и радость, и беда.
Забудется... Стирает все дыханье перемен,
Оставив только бледный след, а, может, ни следа:
Ни обещаний, ни любви, ни памяти, ни стен.

Лишь пепел там, где был огонь. Для всех один закон:
Что неизбежно на пути приходится терять,
Ничей уход не разорвет привычный бег времен,
Ничья любовь не повернет теченье жизни вспять.

Любовь... уход... и тишина... лишь бледные следы.
Все неизбежно: бег времен ничем не задержать.
Но на следах, настанет день, распустятся цветы.
Уйдут в свой час. И снова в прах... И расцветут опять...

@темы: стихи (мои)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Что ждет Вас в 2014 году?

---

Тест (У КАН наткнулась)))

Да, у меня даже получилось заглянуть в Мир, где ты родился. Он пахнет, как до сих пор пахнут твои волосы. Он пахнет… сандалом и космической бездной

Мир, где для жизни и странствий доступны сотня планет и десяток соседних Миров. Притяжение противоположностей. Гиперскорости и торжество астрофизики. Совершенство духа и тела в ключе восточных практик медитации. Древняя архитектура и неизгаженная природа. Здесь можно жить и работать на разных планетах, расстояние между которыми нам бы показалось непреодолимым в принципе, - и ты радуешься многообразию Вселенной, а о ксенофобии никогда не слышал. Здесь спят на тканых циновках – и блеск драгоценных камней никогда не затмит тебе блеска звёзд или любимых глаз. Здесь утро начинается с музыки рассветных рощ - и ты не подвержен неврозам и депрессиям. Вспоминай. Монументальные храмы, построенные в невесомости. Космопорталы, украшенные старинными орнаментами. Прозрачные купола обсерваторий и спален. Тысячелетние леса, пахнущие солнцем… Впрочем, уверена, уж ты-то помнишь. Тебе повезло больше многих – родиться в Мире, где знают, что он не единственный) Твои путешествия – вряд ли счастливая случайность, ведь ты не был обделен возможностями с самого рождения. Цени) Соответствуй)

Пройти тест

---

Невеста. Фэнтези

читать Гл.5

Глава 5
Несколько недель спустя, когда буйство нашествия в очередной раз сменилось своего рода затишьем, князь Хеттвиг велел позвать к нему младшего брата. Причиной послужило беспокойство о нем: верные люди доложили о том, что поведение Ксанара стало меняться и вне битвы. Не говоря уже о том, с каким трудом вождю рейсов приходилось теперь преодолевать боевую ярость. В ответ на полные тревоги расспросы, жрецы пояснили князю: безумие совсем близко. И, по милости Богов, лишь предназначенный, вторая половинка, поможет берсерку сохранить собственную душу. Остаться человеком, насколько это возможно для таких, как он.
Предназначенному вождя еще не было и шестнадцати, и стать мужем берсерка мальчик еще не мог. Но жрецы уверяли, что уже само нахождение его рядом с Ксанаром спасет последнего от проклятия. Но брат князя ничего не хотел об этом слышать. Он не верил в предназначенных, предсказания и судьбу. И по-прежнему, как за все пятнадцать с лишним лет, не желал даже взглянуть на тот подарок, что судьба ему приготовила.
По крайней мере, так думал Хеттвиг, а Ксанар лишь подтвердил его догадки, не признавшись в тайном посещении храма и неприятном впечатлении от встречи с "подарком судьбы".
Велика власть князя, но вождь рейсов выше других подданных, его положение - совсем другое. Кто еще защитит Квилон, да и весь Шутар от бестий, если не белые волки? Но и Хеттвиг не собирался уступать, ради заботы о брате, и всем своем народе. Слишком опасным может стать безумие берсерка. Так, княжеской ли волей, братской ли просьбой, он и убедил княжича, пусть пока и не взять жениха к себе, но навестить его в храме.
Покидая брата, Ксанар еле сдерживал свою ярость. Видеть "невесту", как он упорно именовал навязанного мальчишку, не было никакого желания. Тут он, кстати, вспомнил про молодого берсерка, что, со слов Арона, также воспитывается в храме Эйски, и нахмурился. Воин не выполнил приказ, и сын его напарника не явился к вождю. Хотя, возможно, его не решились беспокоить и просто отправили будущее пополнение обучаться с такими же волчатами?
Так и вышло, что явившись на территорию храма в этот раз, княжич больше думал не о "невесте", а о другом, неизвестном ему юноше. Его отец был рейсом, напарник отца - одним из элиты. Такая же печать Таре, если верить его словам, была и у мальчика. Если он пятнадцать лет живет в храме, то скоро будет в том возрасте, когда рейсы начинают участвовать в настоящих сражениях. Если еще не достиг его...
За своими мыслями взвинченный княжич совсем забыл послать вперед слугу, чтобы предупредить Данаю о своем визите. И, поскольку жрицы не обладали даром предвидения, прибытие Ксанара в храм Эйски оказалось большой неожиданностью.
Храмовая стража не посмела держать вождя рейсов и княжеского брата у врат, и во двор он прошел беспрепятственно, про себя сетуя на свою оплошность. Кем бы ты не был, и как бы не относился к религиозным и суеверным традициям, не стоит оскорблять служителей богов пренебрежительным и непочтительным поведением. Посему княжич сам не двинулся дальше, предлагая доложить Данае о своем прибытии. В конце концов, это незначительное промедление - его собственная вина.
Пока же Ксанар мог внимательно оглядеть огромный храмовый двор, чего не делал уже очень давно, в прошлые два раза быстро пересекая его, и лишь неосознанно, на инстинктах готового к нападению зверя, выхватывая взглядом возможную опасность.
А в этот раз берсерку стало совершенно ясно, что его не ждали. На площадках для тренировок, пустовавших в прошлый раз, занимались стражи. А на одной, стоящей особняком, сражались два рейса: опытный воин и совсем еще молодой волчонок.
Красота поединка, сила и гибкость тренированных тел притягивала взгляд. Ксанар поначалу даже не обратил особого внимания на находящихся рядом зрителей: берсерка Арона и уже знакомую тонкую фигурку в девичьей, хотя в этот раз не столь традиционной, скорее, жреческой, одежде. Тем не менее, вождь узнал в создании того, кто был представлен ему в прошлый раз, и, как утверждали, предназначен. Волосы и лицо "невесты" так же не были прикрыты, но гостя заметили, до того, как мальчишка успел повернуться к нему лицом, да и смотрел Ксанар на другого.
Тонкая фигурка тут же метнулась к своему защитнику, пряча лицо на груди Арона. Едва глянув на напряженные, чуть вздрагивающие плечи, княжич снова перевел взгляд на другого юношу. Вот он был хорош, хотя и обладал необычной для квилонца, а особенно белого волка, внешностью: слишком темные, практически черные волосы, темные же глаза, как кажется, смуглая, а не просто загорелая кожа.
Волк, молодой, еще только набирающий силу, хотя берсерка в нем вождь пока не почувствовал. Не ощущалось внутри этой зарождающейся ярости, что вскоре будет рваться на волю из самых глубин.
- Это твой сын? - Спросил Ксанар у противника, или, скорее, учителя юноши-рейса. - Как его имя?
Гаррет склонил голову и подтвердил:
- Сын, господин. Его зовут Танир.
Но княжич успел перехватить беспокойство во взгляде рейса.
Тем временем рядом уже оказалась верховная жрица. Ее недовольство ощущалось весьма явно. Лишь когда волосы и лицо "невесты" снова скрыли под вуалью пришедшие с жрицей служанки, Даная приветливо улыбнулась нежданному гостю:
- Что привело тебя в храм, княжич?
Увы, ему пришлось отвечать и вступить в беседу со жрицей, хотя голову занимали совсем другие мысли. Например, об юном берсерке, который не ощущался берсерком, но уже сейчас мог сражаться на равных со своим отцом.
Приняв приглашение Данаи пройти в храм, Ксанар отказался от присутствия Тани: это существо раздражало его все сильнее. И, в то же время, он собирался снова встретиться с Таниром и его отцом. Юноша заинтересовал вождя, и тот решил взять его в ученики: воинский талант будущего защитника не должен пропасть зря. Кто знает, какая судьба ему уготована. Хотя... вождь рейсов не верил в судьбу. И так и не понял, отчего стало так спокойно в эти минуты, словно на него сошла благодать.
Верховная спокойно выслушала высокого гостя. И, неожиданно, даже не стала спорить о его несогласии с просьбой-повелением брата - как можно чаще видеться с предназначенным. Ее словно больше не беспокоило возможное безумие берсерка и планы других жрецов. Желание Ксанара взять себе в ученики Танира и вовсе не вызвало у Данаи никаких возражений. Более того, она попросила сменить и старших рейсов-охранников.
Ксанару казалось, что причина ему ясна: жрице не понравился порыв подопечного, прижавшегося к одному из своих защитников. Но самого берсерка это совершенно не взволновало. Он так и не ощутил в напуганном мальчишке свою пару, и, скорее всего, дело вовсе не в его юности...
Воины не посмели оспаривать приказ своего вождя, и должны были покинуть храм в самом скором времени. Напарники и друзья, они были счастливы возможности снова сражаться бок о бок. Некоторая же нервозность, скорее всего, была вызвана беспокойством о сыне Гаррета, который и Арону не был чужим.
Уже после разговора с двумя старшими рейсами и волчонком, княжич почувствовал, как изменилось его собственное, внутреннее состояние. Спокойствие, та самая, не узнанная прежде благодать. Чтобы это ни было, но вождь уже несколько лет не чувствовал себя так, в вечном напряжении от битвы к битве. И в то же время, он понимал, что, встреть сейчас врага, мгновенно обретет привычную боевую ярость и еще большую силу. Неужели Боги и впрямь одаряют благословением через жрецов и жриц? Или... "невеста"... Возможно ли это? Их вторая встреча, и мальчишка становится старше. Предназначенный?!
А второй, встреченный только сегодня, какой потенциал... Что-то говорило берсерку, что этот юноша нужен ему, и будет еще необходимее. Ксанар принял решение обучать Танира самому, воспитать из него прекрасного воина, верного помощника, правую руку. И это было верное решение: чутье вождя белых волков не могло ошибиться. А о предназначенном он подумает позже. У них не так много времени: практически полное прекращение прорывов было лишь временным затишьем перед бурей. Инстинкты берсерка вопили и об этом тоже. В любой момент нашествие хлынет с новой силой.

- Испугалась? - Ласково спросил у девушки Арон.
- Если бы я не испугалась, - рассмеялась Тания, - то выдавать меня за мальчика, притворяющегося девочкой, стало невозможно!
И тут же продолжила, посерьезнев:
- Хотя, он мне не нравится. И я не хочу расставаться! Но хорошо, что вы будете там вместе: сможете защитить брата от этого... Знаю, знаю, защитника и надежды всего Шутара! Но когда я стану верховной жрицей, ни вождь, ни княжич не посмеет ввалиться в храм, как к себе домой!
Арон покачал головой: что за самоуверенная девчонка, его дочь. А ведь ей всего четырнадцать - откуп от верховной жрицы, прикрывшей подмен ребенка, был именно таким. Кровь и плоть берсерка, и Даная осталась довольна. Имя Тании дала ее мать, непонятно, почему так, но воплотив пожелание княжича для Танира, чье имя тоже было дано ею.
Гаррет тогда еще безутешно горевал о своей погибшей жене. Когда же, не один год спустя, дружеские отношения напарников снова изменились, места для ревности в них не осталось. Верховная готовила Танию в преемницы, а "охранники" Танира ее больше не интересовали. Сын Гаррета был спасен, хотя цена высока: ведь настоящая предназначенная вождя погибла, и можно лишь предположить, как поведет себя Ксанар, когда окончательно убедится в бесполезности для себя навязанного жениха.
Арон любил напарника очень давно, можно сказать, что всю жизнь. Оба они не встретели предназначенных, ведь Гаррет не почувствовал таковой даже в своей голубке, Таниэль. Теперь же берсерку порой казалось, что это они и есть - предназначенные, но так и не узнавшие друг друга. Не зря же безумие так и не коснулось его, несмотря на то, что Арон был намного старше княжича, пусть и далеко не так силен. Не зря это чувство, пронесенное через годы и все испытания. Но два рейса - предназначенные? Если бы такое было возможно...
Ведь именно поэтому дочь Данаи изображала "невесту" перед Ксанаром. Даже если бы Таниру удалось изобразить из себя нежное, испуганное и довольно забитое существо с женскими манерами, то вождь мгновенно ощутил бы в нем, пусть не берсерка, но другого белого волка. А, значит, не предназначенного. Воин вспомнил их ужас, когда на бедре малыша появился знак Таре - пятно в форме волчьей головы. Хотя, даже в подросшем пареньке чувствовался просто рейс, а не представитель воинской элиты, кем он на самом деле являлся. Это было очень странно, необычно. Хотя, что в жизни этого мальчика было обычным, начиная с рождения?
Ни жрицы, ни стража никогда не проронят о происходящем за стенами храма ни слова. Хотя, настоящие планы Данаи разгадать нелегко. Гаррет, Арон и Танир тоже будут молчать. Но как долго удастся скрывать правду? Рейсы не желали рисковать ни сыном, ни дочерью, ведь если сын Гаррета был теперь сыном и Арону, то и Тания - дочерью им обоим. Но как теперь разрешить эту запутанную ситуацию они не знали. И неожиданное приближение Танира к вождю еще больше все усложняло.

читать гл. 6 от 03.02

Глава 6

"Волчонок" понравился вождю, и был принят в ученики. Это было не просто "нравится", Ксанар предчувствовал важность своего выбора, и не пожалел о нем после. Парень был хорошо подготовлен своими первыми учителями, и схватывал все на лету. Кроме того, живя в доме своего учителя, дожидаясь его возвращения с битвы, подставляя плечо усталому воину, даже просто слушая и отвечая, Танир постепенно становился ему необходим.
Две пары внимательных глаз следили за происходящим, но рейсы не вмешивались, пока не было повода, хотя взаимное притяжение учителя и ученика становилось все более заметным. Арон убедил возлюбленного, что привязанность княжича к его сыну только к лучшему. Если... или когда все раскроется, именно она сможет защитить подменыша.
Именно напарник Гаррета, купая Танира несколько лет назад, первым обнаружил знак берсерка на его бедре. Если до того момента все было сложно, то тогда стало по-настоящему опасно. Сын рейса и сам оказался волком, мало того, ему предстояло стать одним из воинской элиты. И это сводило на нет их обман, делая невозможным любые попытки выдать ребенка за предназначенного.
Впрочем, именно после этого открытия Гаррет "очнулся", вынырнув из пучины горя и тоски, в которую сам себя погрузил, оплакивая любимую. Тогда он стал больше интересоваться сыном и происходящим вокруг. Позже - радоваться первым шагам и словам, и постепенно окончательно оттаял. Но нескоро еще ответил на чувства напарника.
Арон и Гаррет рано начали воспитывать из Танира воина, и жрицы вовсе не препятствовали им в этом. Что и дало свои плоды теперь: вождь не просто интересовался юношей, но и ценил его. Будучи довольно требовательным и жестким, готовил равного себе.
Хеттвигу же близость мальчишки-рейса к его брату пришлась не по нраву. По его мнению, Ксанару не следовало держать Танира при себе, в своем доме, куда позже предстояло ввести предназначенного. Как раз ему бы и стоило уделить внимание княжичу. Однако, как думал правитель, брат так и не собирался посетить своего суженого в храме. Но вмешиваться князь не стал, ведь как раз теперь, впервые за многие годы бесконечных сражений воины Квилона смогли серьезно потеснить бестий. Словно удивительная сила Ксанара и мощь его войска возросли многократно.
Хеттвиг прислушался к мнению жрецов, считавших, что это связано со взрослением предназначенного, и не стал давить на брата. Пусть все идет своим чередом. Всего три года осталось, брак в любом случае будет заключен, значит, безумие вождю рейсов уже не грозит. Встретив свою половину, Ксанар почувствует, как тот необходим ему, почувствует, что лишь к нему стремится душа, чтобы обрести свою целостность. Иначе и быть не может. Воля Богов, создавших пару для берсерка, не допустит иного.
Князь не знал, что его младший брат уже несколько раз посещал храм тайно, даже после того, как забрал оттуда Танира и старших рейсов. Причиной тому как раз и послужило то, что княжич, как и многие вокруг него, заметил, насколько возросла его сила, при том, что прежних вспышек гнева уже нет. Как Ксанару ни хотелось сделать вид, что данный факт не связан с воспитанником храма, но игнорировать столь явный знак свыше не мог даже он.
Со временем княжич все сильнее привязывался к молодому берсерку рядом, и пусть тот, помимо силы и возрастающего умения, обладал удивительной способностью успокоить повелителя одним разговором или советом, Ксанар начал бояться, что вновь выйдет из себя и причинит вред. Поэтому снова шел в храм, к раздражавшему покорностью, робостью, постоянным молчанием, да и самим своим существованием, предназначенному. Отсутствие вспышек гнева убеждало в правильности принятого решения. Но чем дальше, тем более вождь рейсов понимал, как трудно будет ему видеть рядом с собой, в своем доме, жизни... и постели другого. Не того, кого он хотел.
Таниру исполнилось шестнадцать, настало время боевого крещения. И перед этим они снова отправились в храм Эйски.

- Ты поступила правильно, применяя свой дар к княжичу, Тания, - сказала девушке мать. - Сила исцеления в твоих руках необычна даже для нас. Лечение души даже важнее, чем телесных ран. Но зачем это?
Дочь жрицы погладила рукой амулет в виде камня на плетеном кожаном шнурке и пояснила:
- Теперь брат будет рядом с ним постоянно, а я - далеко. Это поможет сдержать зверя. Не знаю, стоит ли отдавать ему...
Даная кивнула, задумавшись о чем-то своем, но Тания вернула к себе внимание матери:
- Я все еще не могу понять: почему ты позволяешь все это? Танир - не пара княжича. Зачем эта ложь? Ты, верховная жрица, нашла бы другой способ защитить его, а так лишь подвергаешь новой опасности. Что ты задумала?
Верховная не рассердилась в ответ на дерзость, лишь улыбнулась ласково, понимающе:
- Всему свое время, дитя мое. Все разрешится в свой черед. Все мы во власти Богов, и никому не миновать своей судьбы.
Девушка упрямо сжала губы. После слов жрицы она приняла окончательное решение. Вечером того же дня закутанная в бесчисленное количество дорогих тканей фигурка вытащила тонкую ручку с зажатым в ней подарком. Под пристальным взглядом Данаи недовольный гость одел амулет на шею, чтобы удивительным образом забыть о его существовании. Это было еще одно удивительное свойство подарка, о главном же Ксанару предстояло узнать позже.

Пока грозный посетитель беседовал с жрицей Эйски, его сопровождающий тоже смог увидеться с названной сестрой. Несколько взбудораженное состояние Тании, лихорадочный блеск глаз и знакомое упрямое выражение лица настораживали ее гостя. Но в одном Танир был уверен абсолютно точно: сестра никогда не навредит ему или их отцам. Кроме того, мысли шестнадцатилетнего юноши были заняты другим, тем, чем он не мог пока поделиться с Гарретом и Ароном. Тания же, почти ровесница и подруга по детским играм, вызывала доверие, и молодой берсерк сам не заметил, как его восторженный рассказ о тренировках, оружии, доме учителя и предстоящем участии в первом сражении, перешел на самого княжича.
Тания хмурилась все сильнее, но все же смогла выдавить из себя подобие ободряющей улыбки для любимого брата.
- Он влюблен, - потрясенно прошептала она позже. - Что же будет... Нет, я все сделала верно...
Главное, спасти Танира от чудовища, живущего внутри берсерка. И как он мог полюбить такого страшного человека? Остается надеяться, что это юношеское чувство, выросшее из восхищения и преклонения перед своим учителем, со временем остынет. Тания не думала о том, что брат и сам хранит зверя внутри себя. Даже ее отец говорил о том, что берсерк в Танире не чувствуется, и вспышек ярости у него не было. Девушка очень сильно любила брата, она, не смотря на страх и неприязнь к Ксанару, даже согласилась бы заменить его в уготованной участи, нарушив планы матери, готовившей из нее новую Верховную жрицу Эйски. Увы, пол "предназначенного" известен и самому вождю, и князю, и жрецам. Но... Танир-то им и не был! И когда-нибудь это раскроется. О чем думает мать? Как защитить дорогого человека? Тания была готова на все. Для будущей жрицы она не слишком верила в милость Богов...

читать гл.7

Глава 7
"Волчат" берегли: их не бросили в самое пекло прорыва. Впрочем, по большому счету, жарко было везде. Гаррет находился рядом, но не только он прикрывал сына. Отцу не пришлось краснеть за молодого рейса: Танир сражался весьма достойно, и, бывало, что и он отводил беду, прикрывая Гаррета в ответ, как и других. Когда основная масса нападавших была оттеснена, или же перебита, бестии стали исчезать при помощи магии. Ксанар мог по праву гордиться собой и своим войском: возросшая боевая мощь позволяла уже не только противостоять тварям Пустоши на равных, но и побеждать, пусть это давалось нелегко и огромной ценой. Но бестии отступали. Впервые за долгие годы рейсы могли побеждать, и, возможно впервые за все время, они смогли отодвинуть границы прорывов настолько близко к самой Пустоши. Это была еще не победа, но надежда.
Вождь довольно хлопнул ученика по плечу. Он и не сомневался в парнишке, но тот превзошел все ожидания. Действительно, берсерк, хотя сразу и не скажешь. Молод, конечно, многого не знает, и опыт бы ему не помешал. Но, тем не менее, Ксанара можно было поздравить с достойным выбором будущего наперстника.
Им предстояло возвращение в Квилон и самое печальное: проводы погибших. Танир впервые хоронил боевых товарищей, и это оказалось тяжелее любых, самых яростных сражений. Слава Богам, отец, Арон и... Ксанар не пострадали серьезно. Легкие ранения рейсов, милостью Таре, заживали быстро.
В храме Тания жадно и тревожно выслушала рассказ брата, бесконечно переспрашивая об его учителе, его поведении, и не было ли в нем чего-то необычного. Юноша отвечал рассеяно, он не понимал, чего хочет сестра, и никак не мог сосредоточиться, забыть о проводах и погребении тех, кто совсем недавно сражался плечом к плечу с ними, живыми. Наконец, дочь жрицы оставила брата в покое. Тем более, что ей снова предстояло "наряжаться" для высокого гостя.
После дни потекли за днями. Тренировки сменялись битвами, битвы - затишьем и отдыхом. Иногда они посещали храм Эйски. Порой Ксанар пропадал на какое-то время, отправляясь ко двору своего брата. А для Танира самыми дорогими становились минуты, проведенные только в двоем. Сначала молодой берсерк не мог понять, что с ним происходит, но постепенно начал осозновать то, о чем догадались уже Тания и их отцы. Это не было простое восхищение старшим, учителем или вождем. Не благодарность, не уважение, не интерес к их общению. Все это было, но и нечто гораздо большее - тоже.
Со свойственной молодости уверенностью, Танир решил для себя: это чувство - навсегда. Рейс готов был поверить, что княжич, с которым их связала беда и случайность - действительно его судьба. Пусть и не предназначенные, но они могут быть вместе, как Гаррет с Ароном. Дар сестры не даст безумию одолеть Ксанара. А сам Танир станет ему настоящей опорой во всем.
Предсказание оракула стояло между ними. Ведь берсерк - не предназначенный для такого же, как он. Если вождь узнает, что сестра Танира занимает его место, то догадается и о том, первом обмане, когда погибшую девочку из пророчества заменили совершенно другим ребенком. Единственное, что еще останавливало молодого рейса - опасение гнева княжича, стоит тому узнать правду. Иначе давно бы рассказал и об одной подмене, и о другой. Да и боялся он не за себя: ярость старшего берсерка могла обрушиться на отца, Арона, Данаю и Тани.
В то же время, даже со стороны было видно, насколько вождь благоволит к своему ученику. И это многих это беспокоило.
Приближенные из знати и жрецов нашептывали князю об опасности, которую эта связь сулила его брату, а значит, возможно и всему Квилону. У княжича есть предназначенный, и лишь соединение с ним убережет от беды. Хеттвиг хмурился и внимал советчикам. Он все чаще звал брата к себе в перерывах между сражениями под предлогом того, что по любимому дяде скучает малышка-Лелея, единственная дочь князя от рано ушедшей жены. И каждый раз напоминал ему о предсказании оракула. Осторожно пытался выведать, что у Ксанара с этим мальчишкой-рейсом и торопил, подталкивая к воспитаннику храма.
Хеттвиг не решался надавить на младшего брата сильнее. В последнее время бестии нападали отчаянно, видимо, понимая, что стремительно теряют позиции. И все же, войско успешно противостояло безжалостному противнику, отодвигая границы нашествия все дальше. Ксанар оставался спокойным и разумным, силы его и других рейсов были на высоте. И не похоже, чтобы присутствие мальчишки в доме княжича приносило вред, о котором говорили жрецы. Но это не значит, что не принесет впредь. Все-таки, возможный нарушитель спокойствия еще очень молод. Но он растет, растет быстро, и, в отличие от "невесты", рядом с Ксанаром. Становится нужным и близким.
Впрочем, на то Хеттвиг и князь, чтобы править мудро, но сильной рукой. Проблему, если она все-таки возникнет, можно будет устранить. Ради блага государства и собственного брата. От судьбы не уйдешь, и уж вождю рейсов, берсерку, отмеченному особенной милостью Белого Волка, следовало это знать.
- Не видел ли ты еще своего предназначенного, брат? - спросил Хеттвиг и в этот раз.
Ксанар сам не понимал толком, почему лжет брату, но продолжал скрывать правду. Скорее всего, потому что чувствовал: узнай князь о том, что встречи с нелепым воспитанником жриц - та самая причина благотворных изменений в состоянии вождя рейсов, то потребовал бы забрать "невесту" из храма гораздо раньше назначенного срока. А княжич не желал этого теперь гораздо сильнее, чем когда-либо прежде. И тому была причина. Но брату не следует ее знать.
- Нет, мой князь. Не время. Твари уже готовы дрогнуть...
Хеттвиг с сомнением покачал головой. Да, победы квилонского войска внушают надежду и радость, но и сколько печали приносят своими потерями. Бестии тоже теряют, и отступают все дальше, но медленно, слишком медленно, чтобы думать об окончании многолетнего противостояния. Дрогнуть... Нет, Ксанара сейчас лучше лишний раз не трогать. Скоро новое сражение, и белые волки опять идут в наступление.
Князь любовался тем, как меняется, светится радостью его брат, играя с княжной. Теперь-то грозного берсерка было не страшно оставить с ребенком. Но услышав, как Ксанар обещает племяннице познакомить ее со своим учеником, Хеттвиг снова нахмурился... Нет, не время. Новая битва с тварями уже совсем скоро. А потом он посмотрит, что это за парнишка, и решит. Ссориться с младшим братом не хотелось, они с Лелеей - единственные близкие, оставшиеся у князя. Ох, не пришлось бы устранять эту "проблему"...
Дома княжича с искренней радостью встретил любимый ученик. И это было так приятно, очень уютно и... правильно. Ксанар уже не удивлялся своим мыслям: мальчишка, которому не исполнилось и семнадцати лет, занял одно из самых важных мест в его сердце. Рядом с ним, воином, верным другом и спутником, можно было быть самим собой. Все шло легко и просто: тренировки ли, разговоры, или что другое. С ним можно было обсудить любые планы, или же, наоборот, совсем забыться, отключившись на время от сражений, бестий и долга.
И, да, он действительно рос, как заметил князь. Но по мнению Ксанара, рос слишком медленно. Или, все же, слишком быстро? Проще всего было думать о Танире, как о ребенке, своем ученике, но... уже не получалось.
Берсерк и сам не заметил, как случилось то, чего опасался его брат.
И это совсем непросто. Будь они двумя взрослыми мужчинами, с разделенным, взаимным, интересом друг к другу, и не более того, княжич и не подумал бы противиться искушению. Пусть выбор спутника жизни решен за него, пока "невеста" взрослеет, никто не осудит старшего партнера за временную связь с другим. Но сам невольный захватчик, поселившийся в сердце, тоже был еще слишком молод. Да, уже достаточно взрослый для битвы, и не только: рейсы рано взрослеют. На разницу в возрасте можно было закрыть глаза, и, честно признаться, безумно хотелось это сделать. Но...Когда Танир достигнет полного совершеннолетия, и сможет сделать выбор с полной ответственностью, сам Ксанар будет связан с другим навсегда. Слишком молод, чтобы испортить ему жизнь...

@темы: фэнтези (мое), Невеста

---

Марьин цвет. Сказка

Эта маленькая сказка из тех, что приходят с одним неясным образом во сне, а уже потом осмысливается, обретает сюжет и облекается в слова. Вот и прошлой ночью привиделось.
Внимание, это не слэш (его здесь нет совсем, даже намеком).
О верности и предательстве.

Марьин цвет

Марьин цвет

Случилось это в стародавние времена. На доброй земле раскинулось богатое княжество. Не знали люди в нем горя и бед. Правил же в том княжестве мудрый князь с душою-княгинею. Хорошо правил, справедливо, всем на благо, и судил по справедливости.

Не было только у князя с княгиней деток. Уж она-то горевала-печалилась. Все молила Богов о подарочке. Долго ждали, но настал свой черед, принесла княгиня мужу весть добрую. Уж как прежде почитали друг друга, а как узнал князь, что жена его в тягости, еще сильнее полюбил ее.

Пришел срок: родила княгиня дитятко. Все княжество пировало-радовалось, а молодой отец - еще пуще всех. Рос княжич в любви и заботе, ни в чем отказа не знал. Вырос он ладным добрым молодцем, да таким, что любая красна девица залюбуется.

Много их вздыхало по молодцу, печалилось. И была одна, Марьюшка, девушка простая и скромная, но уж какая умница и красавица - глаз не отвести. И в работе - первая, и рукодельница, шить-вышивать искуссница. Как пойдет дело в пляс - и тут девице равных нет, а уж если за работой песню затянет, то все вокруг заслушаются.

Так и вышло, что стала Марья-красавица невестой княжича. Зимой уже и свадебку справить хотели. Да вот, пришла беда. Захворал-занедужил молодой жених. На глазах истаял добрый молодец. Не скупился князь для сына единственного: звали к нему многих именитых лекарей, но все они лишь руками разводили. Нет лекарства от хвори неведомой! Не спасти, видать, уже княжича!

Пришла как-то к княжьему терему блаженная странница, да и говорит безутешной княгине-матушке:

- Можно, княгинюшка, сына твоего спасти. Боль его сильная, да лекарство есть от нее: волшебный цвет, что цветет за тридевять земель. Отыскать его не просто - по силу то лишь сердцу верному, любящему, тому, кто себя не пожалеет. Босиком надо осилить дорогу ту дальнюю, изломав три чугунных посоха. Много бед на пути, лишений, опасностей.

Запричитала княгинюшка, хоть сама была готова пойти, ради родной кровиночки, да не след, говорит ей блаженная.

Выступила вперед Марьюшка, таково слово молвила:

- Дозволь мне пойти, княгиня-матушка. Для друга милого, княжича ненаглядного - не пожалею себя!

Отвечала ей странница:

- Ох, девка гляди, намаешься, хлебнешь лиха немерено. И зверей встретишь диких, и люд дурной, что похуже зверья. Стопчешь в кровь свои ножки белые, пожгет солнце тебя в чужой земле, злые ветры побьют без жалости. Потеряешь свою красоту - сама не нужна станешь княжичу!

- Пусть и так, - согласилась Марья, - не ради себя иду, исцелить бы лишь друга милого. Нет сил смотреть, как он измучился.

И пошла красавица, с княжьего повеления, родительского благословения.

Как предрекла ей блаженная, так и вышло все: долог, нелегок путь. Истоптала в кровь ноги белые, изломала посох чугунный, истрепалась вся ее одежда. Познала Марья и голод, и лишения. Великая была искусница, да не ко времени мастерство ее: надо торопиться, волшебный цвет найти. Успеть бы спасти жениха любимого! Так и ела, что в лесу найдет, или люди добрые подадут.

Долго еще шла Марьюшка. Изломала лишь посох второй. Никто бы теперь не узнал ее: сожгло солнце чужое, недоброе, лицо девичье. Пошло оно болячками страшными. Выпадали ее густые волосы: так простым ножом срезала косы длинные.

Был и зверь лесной, но не тронул, божьей помощью. И люд дурной встретился - и то не обидели странницу. Исхудала до немочи, подурнела красна девица. За старушку теперь принимали ее. От хвори злой и голос ее пропал, и руки тряслись, не слушались. А она все идет, за тридевять земель, за волшебным цветом. Спасти бы лишь княжича!

Так и изломала третий посох свой. Нашла целебный цветок: один-одинешенек. Горит он ясным светом, переливается. И не подумала Марья, чтобы свои хвори им вылечить. Не за тем шла. Взяла она цветок, да поспешила обратно.

Как шла, не буду сказывать. Появилась перед светлые очи князя-батюшки да княгини-матушки. Отдала им волшебный цвет.

Быстро в ту пору княжич оправился. Разогнулся, скрюченный, побелел, похорошел, сил набрался. Да стал лучше прежнего. Опять завздыхали девицы-красавицы. Вскоре и свадебку справили, закатили-то пир горой...

Давно это было, не помнит уже никто, как звали великого князя с душою-княгинею, сына их, добра молодца, и жену его молодую, раскрасавицу.

А Марью до сих пор вспоминают. Как подали ей, девке юродивой, краюху, да проводили за порог княжьего терема. Не гнали совсем, нет, ведь жили в том княжестве люди добрые: все подали бы, не дали пропасть с голоду.

А она лишь последний раз глянула: не зря все было. Спасла. Легла на сырую землю, попрощалась молча. Закрыла глаза, и вмиг не стало Марьюшки.

Лишь расцвели в том месте цветы яркие, целебные, каких не водилось прежде во всем княжестве. Только сила их - не в ярком цвету, лепестках красивых, что облетят и забудутся. В корнях сила целебная, как и у человека - в сердце. Марьин корень зовут его.
Так сказка сказывается, а как уж оно на деле было - неведомо.

@темы: сказки (мои)

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мое новогоднее чудо...Стихи

Мое новогоднее чудо...
Стихи
Автор: клевер

читать

Вернулся... Когда? Дышит ночь волшебством.
С мороза - немыслимо жарок.
Боюсь: "Отпущу на мгновенье его -
Исчезнет мой лучший подарок!"

Постой... не спеши... оторваться невмочь.
Быть рядом. Не спать до рассвета...
Все мире проходит. Кончается ночь,
Любая, растает и эта.

И это - нормально. Мгновенья спешат.
Держу и руками, и взглядом.
Оставь мне хоть что-то: способность дышать.
Дышать, если нет тебя рядом.

Дышать, вспоминая. И к черту покой,
Твой жар его щедро разбавил.
И сам оставайся - навек и со мной!
Не слушай... Просить - против правил.

Мы оба привыкли. Твой выбор непрост:
Причины, условия, маски.
Кончается все, навсегда и всерьез:
Романы, влюбленность и сказки.

Не хочется верить: ночь эта вдвоем
Пройдет, как любая другая.
Забыли желанье... Не стоит о том:
Не сбудется. Я понимаю...

***
Не в силах понять. Поцелуи. Ключи?!
Не верю. И, значит, мы будем...?
"Ты хочешь остаться?"
"Прогонишь?"
"Молчи!"
...мое новогоднее чудо...

@темы: стихи (мои), новогодне-рождественское

---

Портреты и письма. Рождественский побег

Что-то я забыла про это. И там удалила, и здесь не выложила. Портреты и письма пока существуют лишь в виде набросков в тетрадке, пока ждала дочь с занятий) Если соберусь и доберусь, то будет несколько историй, объединенных общими героями: две пары, слэш и фемслэш линии.
Рождественский побег - одна из них, зарисовка. Внимание: это фем - зарисовка посвящена отношениям девушек и попытке протеста против условностей, неприятия и навязанной воли родных. Могут ли они быть вместе?
В общем, история для меня, и нигде больше выкладывать не буду.

Портреты и письма. Рождественский побег

"Для Эмили Хоггорт"
"Здравствуй, Эми, милый мой ангел. Уж минул месяц, как мы расстались, и каждый из этих холодных дней полон страдания и тоски по тебе... "
Девочки-ровесницы, принадлежащие к высокому сословию, когда-то в далеком детстве они были подругами по играм, несмотря на то, что семья Келли намного богаче благородных, но почти разорившихся Хоггортов. Впрочем, в последние годы, благодаря успешной психиатрической практике Чарльза Хоггорта, и их положение ощутимо поправилось.
Увы, малютка Эми обладала слабым здоровьем, и врачи рекомендовали ей смену климата. Девочку отправили к родственникам, жившим на побережье. Через несколько лет, уже девушкой, она вернулась домой. Таково было желание родителей, не баловавших младшую дочь визитами все это время. Нежных писем ей тоже не писали: послания матери от имени всех членов семьи звучали чопорно, слишком официально для семейных и были полны наставлений вместо теплых слов.
Вдовая тетушка Роуз, в доме которой прошла часть детства и юности Эми, подошла к возложенной на нее воспитательной задаче со всей нерастраченной любовью и лаской, но в то же время, с достаточной строгостью. И девушка постепенно привыкла считать своей семьей именно ее.
Возвращение в отчий дом оказалось для Эмили Хоггорт настоящим ударом, но и пойти против воли людей, давших ей жизнь, она не могла - даже будь Эми юношей. И уж тем более закон не на стороне молоденькой незамужней девушки: "Дети принадлежат родителям". И старая леди, тяжело переживающая из-за отъезда горячо любимой племянницы, не могла ничего с этим поделать.
Встреча с семьей заставила впечатлительную девушку трепетать от волнения. Ей, оторванной от ставшей привычной жизни, уже родных мест и людей, пришлось нелегко. Холодная мать, властный отец, и так похожий на него, старший брат - больше пугали, чем вызывали родственные чувства. Тем не менее, отец, кажется, видом хорошенькой и такой скромной, даже робкой, дочери остался доволен.
Сначала Эми действительно боялась, не понимала, зачем ее вернули, и какую судьбу уготовали. Но постепенно она все больше общалась с братом Кевином, с удивлением обнаружившим за робостью сестры весьма неплохое, для домашнего, образование и острый ум. Они стали немного ближе друг к другу, и, как оказалось, внешняя холодность Кевина таяла, стоило им увлечься обсуждением литературы или искусства. Но все же семейное воспитание накладывало свой отпечаток на молодого мужчину.
Эмили ввели в местное общество, где ее приняли достаточно прохладно, что заставляло все более сожалеть о возвращении "домой". Пусть общение с братом и скрадывало одиночество, в восемнадцать лет так тяжело, если у тебя нет друзей...

"...Ты мне снишься. Не смейся, не думай, что лгу! Недавно мне приснилась наша первая встреча после долгой разлуки. Ты казалась прекрасной маленькой птичкой, такой беззащитной, но готовой сражаться с целым миром вокруг. И ты меня не узнала, лишь позже, с трудом, что-то вспомнила по рассказам. А я... Я сразу узнала тебя. Узнала прошлое, угадав в тебе ту, с кем дружили и вместе играли в счастливом и беззаботном детстве. Узнала будущее, почувствовав свою судьбу..."

Элизабет Келли. Кто был прекрасен, так это она, идеально красивая, окруженная многочисленными поклонниками, девушка из богатой и знатной семьи. К всеобщему удивлению Элизабет проявила необыкновенное с ее стороны внимание к Эмили, так и остававшейся для всех немного странной чужачкой. Их дружба развивалась с неожиданной быстротой, главным образом благодаря решительности желавшей того Бетти, как подруга даже не просила, а требовала себя называть.
Много позже Эми предстояло узнать, что Бетти не только вспомнила ее из своего детства, но и испытывает совсем не дружеские чувства. Если бы кто-то и сказал ей об этом тогда, воспитанная пожилой леди в лучших традициях, девушка просто не смогла поверить. Она и не знала, что такое возможно. Знала о браке, когда родители находят дочери достойного жениха, и они становятся семьей, но ничего не знала о любви. Зачем забивать юные головы подобными глупостями, толкая их к запретному и греховному? Пусть все будет, как должно быть, как положено, предрешено! Мудрым родителям лучше знать...
Надо сказать, что красавицу Элизабет воспитывали гораздо свободнее, чем многих их сверстниц и саму Эмили, но это, в глазах общества, лишь придавало ей изысканности и шарма. Дружба девушек была одобрена их родителями, и именно благодаря Бетти ее подруга получила больше свободы, о которой раньше не могла и мечтать...

"...Я тоскую по тебе, моя птичка. Смотрю на портрет, и будто разговариваю с тобой. Но как бы гениален не был Бернард, это лишь холст, и он не может ответить.
Я смогла, наконец, отослать им с Итеном деньги за твой последний портрет, но попросила пока оставить у себя. Хотя и ревную к тому, что он не в моих руках, но опасаюсь - реакции родителей: того, что они могут сделать. Еще больше, чем твое изображение, хочу видеть лишь тебя..."

Итен и Бернард... Эти двое послужили началом всему. Прежде всего, Эмили увидела Любовь. И ее мир перевернулся.
Итен Хоггорт - кузен Эми, молодой писатель, ушедший из дома в результате ссоры с отцом. В семье это не обсуждалось, и причины девушка тогда еще не знала.
В детстве и юности кузен часто гостил у тетушки, и дети неплохо ладили. Встреча с ним обрадовала Эмили, хотя худоба и не совсем здоровый вид, а также небогатая одежда вызвали ее беспокойство. Девушка пыталась предложить помощь, ведь у нее были кое-какие, пусть и небольшие, накопления, но Итен наотрез отказался.
- Если хочешь помочь, - с прежней лукавой мальчишеской улыбкой попросил он, - то попозируй моему... другу. Он художник, которому нужна модель, но денег у нас нет!
Очевидно, таким образом кузен не хотел ее обидеть отказом. Эмили же неожиданно согласилась, втайне надеясь выкупить портрет и тем самым помочь, как она тогда подумала, живущим вместе друзьям.
Присутствовавшая при их встрече подруга, не скрывавшая своего недовольства на протяжении разговора, и вовсе была возмущена. Эми не узнавала ее, обычно свободную, и относящуюся ко многим спорным вещам легко, без предубеждения. Тогда девушка не поняла причины, но все это весьма походило на... ревность.
Разумеется, правила приличия не позволяли молодой девушке посетить дом незнакомого мужчины, пусть даже и в сопровождении кузена, но фактически изгнанного из семьи собственным отцом. И вовсе немыслимым казалось то, на что Эми так неблагоразумно согласилась. К счастью, Элизабетт Келли сама вызвалась сопровождать подругу и быть ее верной наперсницей в столь эксцентричном начинании.
Все было решено, и настал тот день, когда девушки познакомились с Бернардом Эртоном. Художник был лет на пятнадцать старше двадцатидвухлетнего Итена. И слеп.
Бернард и его молодой друг снимали небольшой домик, обстановка которого выглядела весьма бедной, но при одном только взгляде на них чувствовалось, насколько счастливы эти двое. У художника был долгий кризис, но теперь он снова начинал писать, по памяти.
Гостьи удивленно рассматривали наброски и законченные картины. В основном здесь встречались пейзажи, и догадаться по ним, что художник слеп, было невозможно - настолько они хороши и полны жизни. Но сам Бернард, когда-то весьма известный портретист, не был доволен собой. Ему требовался переход на другой уровень, требовалась модель, и ей оказалась уступившая неожиданной просьбе Итена кузина.
Сначала ощущения от гибких мужских пальцев на своем лице показались Эмили неприятными, впрочем, не настолько, чтобы отступить от принятого решения. Потом был красивый, богатый интонациями голос кузена, описывающего другу внешность его модели, и первые, пробные наброски.
Дни шли за днями, но подруги неизменно возвращались в скромную обстановку съемного дома в дешевом районе. Эмили уже знала, что Итен, которому прочили блестящее будущее, окончательно лишен поддержки семьи и зарабатывает переводами и статьями, продолжая писать свою книгу. Эми и сама посылала статьи в местные издания, еще одно, не слишком "достойное для леди", занятие, но поддержка брата здесь оказалась весьма кстати, поэтому она знала, что этот труд оплачивается не слишком хорошо. Судя по всему, отрекшийся от сына отец способствовал тому, чтобы перед писателем оказались закрыты многие двери. Сложные переводы, напряженная работа под неровным светом дешевых свечей, усталость, тени под глазами, болезненная худоба. Но в глаза бросалось вовсе не это...
Бернард Эртон, 37-летний художник, уже несколько лет был разведен. Сам этот факт мог вызвать возмущение у добропорядочных обывателей: разводы разрешены, но очень редки, и это - позор. От брака осталась дочь, которую он тоже не видел уже довольно давно. И несколько давнишних, детских еще писем, которые Итен, отбросив все свои дела, снова и снова перечитывал художнику в минуты отдыха.
Любовь... В глаза бросалось их нежное, полное подлинной заботы и понимания чувство. Взгляд Итена, улыбка Бернарда, вскидывающего голову на красивый и звучный голос, редкие касания, случайные, не предназначенные для чужих взглядов. Возвращение к упорной работе, пальцы, изучающие девичье лицо, запах красок, бумаги, чернил. Слова и движения. Снова письма, и снова - мазки.
В который раз художник возвращался к лицу модели, только теперь сама Эми зачарованно замирала, вверяя себя в волшебные руки творца.
Ожидание чуда и потемневший взгляд красавицы напротив, давно очарованной происходящим. В какой момент Бетти стала важной частью этого мира, где из простой химии материалов в руках мастера рождалось нечто прекрасное и живое?
В обществе, где отвергалась сама возможность женской сексуальности, и лишь поэтому сторонницы такой однополой любви не вызывали столь пристального внимания и яростного осуждения, как "мужеложцы", Элизабет Келли, отвергающая все достойные брачные предложения, вероятно, что-то знала о собственной природе. То, что Эмили Хоггорт только предстояло узнать о себе.
Затем были новые встречи, смущение, вызванное нескромной просьбой Итена, мольбы, уговоры кузена и мужские пальцы, теперь уже на теле. Но кожа горела не от прикосновений через одежду - от взглядов. Девушка сама не понимала, почему ей так хотелось кричать: "Не смотри!" Однако Бетти смотрела. А в душе ее подруги меж тем зарождалось и крепло ответное, нежное, жаркое, невозможное...
Позировать художнику - еще допустимо. Слепому художнику, мужчине, который будет прикасаться к тебе - невероятная вольность. Позировать обнаженной... Скорее подобного можно было ожидать от Элизабет, но моделью была не она. Эми никогда бы не согласилась позировать обнаженной, если бы не эти глаза. Вскипающая в крови страсть заставляла бросить им вызов: "Смотри!" Бетти смотрела. И сжигала дотла...
В скором времени девушки стали по-настоящему близки. Произошло это в доме Келли, в комнате Элизабет, там же, где было признание и первый поцелуй.
Все портреты Эмили Хоггорт, были приобретены ее подругой. Она внесла залог даже за незаконченные работы Эртона, с тем, чтобы позднее выкупить и их. Тогда влюбленных еще ждали несколько коротких недель скрытного, но бесконечного счастья.
И уже после был разговор Эми с отцом, когда просьба помочь заболевшему Итену вызвала шквал гнева, и полный запрет на общение с кузеном. Предложение от сына одного из партнеров-соучредителей клиники Хоггорта, отвергнутое девушкой без колебаний, и новая ссора с родителями.
- Будет - по-моему! - бушевал отец. - Или, клянусь, я оставлю тебя без гроша!
Выносить давление семьи становилось все тяжелее. Но принудить девушку, притащить ее к алтарю силой, Чарльз Хоггорт, все же, не мог. Времена уже не те.
Когда-то скромная, тихая девочка не сдавалась. У Эми оставалось нечто светлое и дорогое: любовь, воспоминания и, ставшие редкими, встречи придавали ей сил для борьбы. А потом был побег...

"...Настоящая пытка не видеть тебя. Родители также приставили соглядатаев, но, по крайней мере, меня не держат взаперти, и не лишили возможности переписки. Я ждала целый месяц, каждый день, посылая тебе кусочки души, письмо за письмом. Отчаянно надеялась, ожидая ответа, боясь, что ты уступишь, и забудешь меня. Только сегодня Кевин сказал мне, что случилось с теми письмами, и что ни одно из них не достигло тебя. Говорят, наши отношения - зло. Но мое зло - это письма, сожженные теми, кто считает, что мы не вправе любить. Зло - сгорать, не имея возможности быть рядом..."

Их вернули, поймали еще до того, как девушки успели сесть на пароход. Гордая, красивая, свободная Элизабет билась в руках своих родственников, но и она оказалась бессильна, так же, как тихая и испуганная Эми.
- Не устраивай сцен, - мрачно и тихо предупредил Чарльз, и его дочь покорно села в экипаж.
Дома ее ждали гнев отца, презрительное осуждение матери и несколько недель заточения.
Письма... Бетти писала ей письма. Смотрела на портреты, любила, ждала и отправляла эти маленькие "кусочки души"... Родители не собирались оставлять влюбленным даже самый маленький шанс.
Тем неожиданней оказалось настоящее чудо, случившееся за несколько дней до Рождества. У ангела, посланного им, был высокий рост, крепкое мужское телосложение, аккуратно подстриженные усы и знакомое холодное выражение лица.
- У тебя полчаса на сборы, - сказал, как отрезал, Кевин Хоггорт, забирая письмо из рук сестры. Мужчине непривычно выступать в роли рождественского ангела, и уж тем более, купидона для такой скандальной пары. Верно: скандал, позор для всей их семьи, но... Что-то в этом есть. Любовь не должна задыхаться в клетке.
Через два часа они были уже на вокзале, где, обняв на прощание брата, Эмили заняла купе первого класса в спальном вагоне. Впрочем, девушка оказалась в нем не одна...
Покачивание и мерный стук колес успокаивали. Мягкие колени, служившие подушкой, даже через плотную ткань дорожного платья обжигали кожу щеки. Изящные пальцы невесомыми касаниями собирали излившееся напряжение последних тридцати двух дней. Хотелось поймать их губами, но - нет, не сейчас, пусть сидящая у окна горничная Элизабет и отводила взгляд. Смешная, нелепая попытка спасти репутацию подруг, после того, что они уже натворили.
Что ждало впереди? Неизвестность, скитания, жизнь в глуши, скрываясь от всех? Счастье, любовь... Детективы, которые совсем скоро отправятся по следу беглянок.
- Когда-нибудь, - прошептала Эми, - мы вернемся. И я закажу у Бернарда твой портрет...
Это была их вторая попытка побега...

@темы: фем, новогодне-рождественское